Читать книгу - "Балдежный критерий - Уильям Тенн"

Бутылки вплетались одна в другую в странном и замысловатом танце, который излучал эмоции, смутно напоминающие любопытство, однако с примесью веселья и восторга.

Почему восторг? Хебстер был совершенно уверен, что ощутил этот сигнал, даже принимая во внимание различия между душевными структурами. Он быстро забросил в свою память бредень, поймал несколько соответствующих предметов, однако отбросил их после краткого, но скрупулезного анализа. Что он пробовал вспомнить, о чем его безупречно-эффективные инстинкты бизнесмена пытались напомнить?

Танец убыстрялся, становился все более сложным. Несколько бутылок нырнули ему под ноги и волнообразно кружились футах в десяти под ним, как будто их присутствие делало Землю прозрачной и проницаемой средой. Будучи совершенно не знакомым с чем-либо, касающимся Пришельцев, не зная — да и не интересуясь! — был ли их танец обычным разговором или неким необходимым общественным ритуалом, Хебстер тем не менее смог почувствовать приближение кульминационного момента. Маленькие кривые черточки зеленых молний начали проскакивать между крупными бутылками. Что-то взорвалось около его левого уха. Хебстер в страхе потер лицо и отодвинулся. Бутылки последовали за ним, образуя вокруг него глухую сферу, сотканную из их бешеного движения.

Почему восторг? Там, в городе, Пришельцы производили впечатление какой-то ужасной занятости, когда нависали, почти что в полной неподвижности, над теми местами, где работало и жило человечество. Они были холодными и внимательными учеными и не выказывали ни малейшей способности к… к…

Итак, что-то у него уже есть. Наконец что-то у него уже есть. Но что делать с мыслью, если не в силах ее ни выразить, ни действовать в соответствии с ней?

Пинь!

Повторялось предыдущее приглашение, уже более настойчиво. Пинь! Пинь! Пинь!

— Нет! — заорал он и попытался встать. И понял, что не можетю. — Я не… Я не хочу становиться Первачом!

Раздался отстраненный, почти божественный смех.

Внутри собственного мозга Хебстер ощутил странное царапанье, словно два существа там отпихивали друг друга. Он крепко зажмурил глаза и стал думать. Он где-то рядом, он уже совсем близко. У него была мысль, но требовалось время, чтобы сформулировать ее, — небольшой перерыв, чтобы понять, что именно это была за мысль и что именно ему следовало делать!

Пинь, пинь, пинь! Пинь, пинь, пинь!

Голова раскалывалась от боли, словно из черепной коробки высасывали мозг. Хебстер попробовал воспрепятствовать этому. И не смог.

Что ж, тогда ладно. Он внезапно расслабился, оставив попытки защищаться. Но он кричал — мозгом и ртом. Первый раз в жизни, лишь частично сознавая, к кому он обращал свой вопль отчаяния, Алгернон Хебстер взывал о помощи.

— Я могу это сделать! — попеременно кричал он и думал. — Экономить деньги, экономить время, экономить все, что вы хотите экономить, кто бы вы ни были и как бы себя ни называли! Помогите мне, помогите мне — мы сможем сделать это, — только быстрее. Балансовый отчет… Помогите…

Слова и безумные мысли мешались друг с другом, как перепутанные кольца Пришельцев. Он продолжал кричать, сосредоточившись на своих мысленных образах, но где-то внутри души некая радостная и веселая сила начала перекрывать клапан его разума.

Внезапно он перестал что-либо ощущать. И вдруг узнал десятки вещей, которые ему даже и не снились, и позабыл еще в тысячу раз больше. И вдруг почувствовал, что может контролировать любой нерв в своем теле. И вдруг…

Пинь, пинь, пинь! Пинь! Пинь! ПИНЬ! ПИНЬ! ПИНЬ! ПИНЬ!

* * *

— …Вроде этого, — сказал кто-то.

— Что, к примеру? — спросил кто-то еще.

— Ну, они даже лежать нормально не могут. А наш парень спит, как обычный человек. Первачи крутятся и стонут ну точь-в-точь, как старые пропойцы… Кстати, о стонах: вот мы и пришли в себя.

Хебстер с трудом сел на армейской койке, вертя головой. Страхи покидали его, а когда не будет страхов, никто уже не сможет причинить ему вреда. Браганза с чрезвычайно озабоченным и несчастным видом стоял около его кровати рядом с человеком, который, совершенно очевидно, был доктором. Хебстер улыбнулся им обоим, мужественно сопротивляясь искушению выпалить пулеметную очередь бессмысленных слогов.

— Привет, ребята. Вот я и вернулся.

— Уж не хотите ли вы сказать мне, что общались? — заорал Браганза. — Вы общались с Пришельцами и не превратились в Первача!

Хебстер посмотрел через полог палатки, где стояла Грета Сейденхайм рядом с вооруженным охранником. Он помахал ей рукой, и девушка в ответ широко улыбнулась.

— Нашли меня в пустыне, где я лежал, как рухлядь, так ведь?

— Нашли его! — Браганза плюнул. — Да вас принесли Первачи. Впервые в истории они такое сделали. Мы ждали, когда вы вернетесь, в искренней уверенности, что если у вас это получится, то все будет в порядке.

Президент корпорации потер лоб.

— Будет, Браганза, будет. Только Первачи, да? Им не помогали Пришельцы?

— Пришельцы? — Браганза сглотнул. — Почему вы полагаете… Что дает вам основание надеяться… будто Пришельцы стали бы помогать Первачам тащить вас?

— Ну, пожалуй, мне не стоило употреблять слово «помогали». Но я действительно думал, что среди тех, кто сопровождал к вам мое бессознательное тело, будет несколько Пришельцев. Что-то вроде почетного эскорта, Браганза. По-настоящему красивый жест, как вы думаете?

Сотрудник ССК переглянулся с доктором, который с интересом следил за их беседой.

— Минутное помрачение рассудка, — предположил тот.

Браганза отошел и задернул полог палатки. Потом вернулся, встал около койки и с силой дернул себя за ус.

— Теперь смотрите сюда, Хебстер. Если вы и дальше будете строить из себя клоуна, ей-богу, я разрежу вам брюхо и намотаю кишки на голову. Что произошло?

— Что произошло? — Хебстер медленно и осторожно потянулся, словно боялся сломать себе руку. — Не думаю, что когда-нибудь сумею дать полный ответ на этот вопрос. И какая-то часть моего мозга очень рада, что не сумею. Но вот что я отчетливо помню: у меня была мысль. Я сообщил ее кому надо, заинтересованной стороне. Мы — эта сторона и я — в качестве уполномоченных заключили предварительное соглашение, с тем чтобы окончательные условия соглашения были выработаны нашим руководством. Далее мы… Ладно, Браганза, ладно! Я вам сейчас все расскажу покороче. Только поставьте раскладной стул на место. Не надо забывать, что я едва вышел из дьявольской передряги!

— Не страшнее той, в какую вот-вот угодит этот мир, — прорычал чиновник. — Пока вы прохлаждаетесь в своем трехдневном отпуске, Демпси занимается подготовкой полномасштабной революции. Он очень предусмотрительно ограничивается только парадами и словесными фейерверками, так что мы не можем пустить в дело спецподразделения полиции, но совершенно ясно, что он готов перейти к насилию. Это может начаться завтра; Демпси будет разглагольствовать одновременно по всем программам всемирного видео, и наши лучшие эксперты считают что его заключительная реплика и станет сигналом к действию. Знаете, под каким лозунгом они сейчас выступают? Их волнует участь Веруса, приговоренного к смертной казни: они заявляют, что он станет мучеником.