Читать книгу - "Кальдур Живой Доспех - Рост Толбери"

Что-то мокрое и холодное коснулось его лба.

Он дёрнулся и проснулся. Расплывающиеся круги сформировали из темноты лицо Анижи, усталое и немного обеспокоенное. В руках она держала тряпку и глубокую тарелку с водой. Над ними навис свод пещеры, дневной свет пробивался сквозь щель, мелкий костерок в метре от его ложа едва тлел.

— Проснулся? Как себя чувствуешь?

— Нормально, — соврал он и посмотрел на лежащую рядом Розари. Она была бледной и едва дышала, спала тревожным и болезненным сном.

Анижа не остановилась, снова намочила тряпку, протёрла его лицо, голову, затылок, грудь и руки.

Он не сопротивлялся. Его слегка тошнило, во рту застрял привкус железа. Тело ломило так, словно их с дядей конь умер прямо перед посевной, и пару недель Кальдура тащил плуг за него. Ступни, предплечья, икры и ладони онемели, он чувствовал в них только мелкую дрожь, расходящуюся вверх. В спину словно засунули металлический крест, который неприятно распирал мышцы шеи и лопатки. Кожа лица и груди наоборот стала слишком чувствительной, и её жгло, будто ошпаренную кипятком. Он с трудом принял сидячее положение, притворно зевнул и протёр глаза.

— Сколько я спал?

— Сутки. Я уже начала беспокоится. У тебя был жар. Он никак не проходил. И сейчас есть.

— Неудивительно, — Кальдур устало вздохнул и вымучил из себя улыбку.

— Ты всё-таки согласился… — она опустила глаза на секунду и посмотрела на него. Пронзительно. — Согласился ради меня. Не следовало.

— Да-а-а, — неловко протянул Кальдур и отвёл глаза. — В любом случае, ты жива и оно того стоило. Не хочу говорить об этом. Что сделано, то сделано. Что с Розари?

— Плохо ей. Рана воспалилась и не заживает. Я пробовала лечить её и провела ритуал, но он не помог. Она слабеет. Думаю, стрела была чем-то отравлена.

— Ну конечно, — Кальдур помрачнел. — Эти ублюдки не могли по-другому. Мало им было чёртовой колдовской стрелы. Ещё и яд…

— Я не понимаю такую жестокость, — Анижа скривилась и виновато посмотрела на него.

— И не нужно. Держись подальше от всего этого. Чёрт. Нужно собираться и нести её. Зря меня не разбудили.

— Дукан сказал дать тебе отдохнуть. Ты выглядел плохо. Бредил.

— Много он знает, этот Дукан. Есть что-нибудь перехватить? Умираю с голоду.

* * *

— Отдохнул? — кисло спросил Дукан и скривился немного при виде Кальдура.

— Та, — ответил тот, зависнув над котелком и, работая большой деревянной ложкой набивал, себе щёки похлёбкой. — Ошен фкухно. Ис хего похьёбка?

— Из крысы, — честно ответил Дукан.

У Кальдура кусок стал поперёк горла, он подавился, засопел, уронил пару навернувшихся слезинок, пропихнул кусок внутрь, поморщился и продолжил трапезу. Но уже медленнее и без удовольствия.

— Хотя я не уверен, что это была крыса, — Дукан нахмурился. — Кролики в окрестности уже не заглядывают, боятся меня. В полях подстрелил эту, назовём её полевой… полевым тушканчиком. Я долго кипятил и варил это мясо. Вряд ли с ним что-то не так. Помереть не должен.

— Он не даст, — сухо отметил Кальдур, похлопав себя по спине. — Давно я не ел ничего противного. А это вроде и мясом пахнет, и вкусно. Спасибо.

— Возможно, дикий тимьян перебил запах… хотя тебе не стоит об этом знать. Кушай парень, силы тебе понадобятся. Я ведь не ошибся в тебе?

— Нет. Розари попадёт в Солас.

— Сможешь её телепортировать?

— Вряд ли. Я пробовал, пока добирался до Анижи и потом, когда нёс её назад. С этим доспехом всё не так. Пока он меня не слушается. И я не знаю, как его заставить. Но не волнуйся — я её донесу. По крайней мере, силы у него не занимать.

— Хорошо. Я уже собрался. Выходим, как будешь готов.

Кальдур кивнул, отложил ложку и запил водой из мехов. Пил жадно, столько, сколько потребовало тело. Знал, что теперь ему придётся есть и пить при любой возможности. Доспех будет отнимать много сил.

Удивительно, но он почувствовал даже некоторое облегчение. Кошмар, от которого он бежал все эти годы, оказался кошмаром привычным и знакомым, почти родным. Страх по поводу того, чем он снова стал и что с ним теперь будет, переминался внутри костлявыми лапками, но куда тише, чем он представлял. Такое чувство вполне можно было заткнуть, перестать обращать на него внимание, сосредоточиться на главном — на том, чтобы дожить до следующего дня. И даже эта вынужденная отчуждённость, которую он приобрёл много лет назад от увиденного в сражениях, не была чувством действительно неприятным. Он почувствовал себя дома.