Читать книгу - "Нож сновидений - Роберт Джордан"

Однажды, возвращаясь после очередного визита к Сильвиане, Эгвейн случайно услышала, как Николь разговаривает с двумя послушницами, которым было лет по пятнадцать-шестнадцать.

Эгвейн уже позабыла те времена, когда была столь юной. Такое ощущение, что с тех пор прошла целая жизнь. Мара была уроженкой Муранди, невысокой, с озорными голубыми глазами, а Намене – стройной доманийкой, которая постоянно хихикала.

– А вы спросите у Матери, – говорила Николь. Некоторые послушницы обращались к ней таким образом, но так, чтобы никто из тех, кто не носит белое, не мог услышать. Пусть они порой совершают глупости, но тут им хватило сообразительности. – Она всегда готова дать совет.

Намене нервно захихикала и покачала головой:

– Мне не хочется ее беспокоить.

– А кроме того, – живо заметила Мара, – поговаривают, что она всем дает один и тот же совет.

– Но это хороший совет, – Николь подняла руку и принялась загибать пальцы. – Слушайтесь Айз Седай. Слушайтесь Принятых. Упорно трудитесь. Трудитесь еще упорнее.

Заскользив по коридору в свою комнату, Эгвейн улыбнулась. Будучи Амирлин, ей не удалось заставить Николь вести себя как следует, но теперь, когда на ней платье послушницы, все сложилось иначе. Занятно.

И еще кое-что Эгвейн могла сделать для них. Успокоить. Пусть это и кажется невероятным, но Башня менялась. Люди не могли отыскать те комнаты, в которых бывали десятки раз. В коридорах видели женщин, которые выходили из стен, или наоборот входили в них, причем часто на этих фигурах были старомодные платья, или же вообще странные наряды – например, просто яркий кусок ткани, обернутый вокруг тела, или длинный плащ с вышивкой, надетый поверх штанов, а то и что похуже. Свет, как можно надеть в платье, оставляющее открытой всю грудь? Эгвейн имела возможность обсудить эти события с Суан в Тел’аран’риод, и поэтому знала, что все это свидетельствует о наступлении Тармон Гай’дон. Малоприятная новость, но что поделаешь. Что есть, то есть, и будто бы само появление Ранда не стало предвестником Последней Битвы. Некоторым сестрам в Башне это наверняка было известно, но полностью поглощенные своими делами, они не потрудились успокоить послушниц, плачущих от ужаса. Это делала Эгвейн.

– Мир полон странных чудес, – говорила она Кориде, светловолосой девушке, которая лежала на кровати и рыдала в подушку. Кориде была лишь на год младше ее самой, но все равно оставалась ребенком, даже проведя полтора года в Башне. – Так почему ты удивляешься, что некоторые из этих чудес случаются в Башне? Где же еще им случаться? – Эгвейн никогда не упоминала при послушницах о Последней Битве. Это известие едва ли назовешь успокаивающим.

– Но она же вошла прямо в стену! – всхлипывала Корайде, подняв зареванное личико. Оно все было в красных пятнах, щеки блестели от слез. – Прямо в стену! А еще мы никак не могли найти класс, и Педра тоже. И она рассердилась на нас. А Педра никогда не сердится. Она тоже испугалась!

– Готова поспорить, что Педра не плакала из-за этого, – Эгвейн присела на краешек кровати и внутренне порадовалась, что ей удалось не вздрогнуть. Матрасы послушниц не отличались мягкостью. – Мертвые не могут причинить вреда живым, Кориде. Они не могут даже коснуться нас. Они нас не видят. К тому же все эти призраки некогда были обитателями Башни или служанками. Это их дом, также как и наш с тобой. Ну а раз комнаты и коридоры теперь меняются, просто запомни, что Башня – место, где случаются чудеса. Запомни, и ты перестанешь пугаться.

На вкус самой Эгвейн это утешение было весьма сомнительным, однако Кориде вытерла глаза и поклялась, что больше бояться не будет. К сожалению, впереди еще сотня, а то и больше, послушниц, которых не всегда так же легко успокоить, как эту девушку. Все это заставляло Эгвейн злиться на Сестер еще больше, чем раньше.

Однако ее дни состояли не только из уроков, наказаний и успокоительных разговоров с послушницами, хотя наказания и вправду занимали значительную часть дня. Сильвиана не зря сомневалась, что у нее будет много свободного времени. Послушниц всегда отправляли на хозяйственные работы. Необходимости в этом не было, потому как Башню обслуживали тысячи слуг и служанок, не считая чернорабочих, однако сестры пребывали в полной уверенности, что физический труд воспитывает характер. Среди всего прочего послушниц нагружали работой, чтобы от усталости они и думать не могли о мужчинах. Однако Эгвейн доставалось куда больше работы, чем обычным послушницам. Частично ей добавляли заданий сестры, которые считали ее беглянкой, а частично Сильвиана, которая надеялась, что от утомления упрямая девица оставит мысли о «бунте».

Каждый день после еды Эгвейн отправлялась на кухню чистить крупной солью и жесткой щеткой грязные котлы. Время от времени к ней заглядывала Ларас, однако уходила, так и не сказав ни слова. Госпожа Кухонь ни разу не пускала в ход свою длинную ложку, даже когда вместо того, чтобы скрести котел, Эгвейн выпрямлялась и массировала спину, которая ныла от долгого сидения с опущенной головой. Зато Ларас щедро лупила помощников поваров и поварят, которые пытались проказничать с Эгвейн также, как и с обычными послушницами, отправленными работать на кухню. Может быть, все обстояло именно так, как приговаривала эта женщина, отвешивая очередной шлепок, «Будет у вас время наиграться, когда закончите работать!», однако Эгвейн приметила, что Ларас не так ревностно охраняет других послушниц, которым доставались от поварят игривые щипки и кружки ледяной воды за шиворот. Значит, у нее все-таки есть какой-никакой союзник. Осталось понять, как это использовать.

Водрузив на плечи коромысло, Эгвейн таскала ведра с водой на кухню к послушницам, к Принятым, проделывала с ношей долгий путь к покоям всех Айя. Она носила сестрам еду, выравнивала граблями дорожки в саду, выпалывала сорняки, выполняла поручения Сестер, прислуживала Восседающим, подметала полы, натирала их до блеска, чистила их руками, стоя на коленях, – и это лишь крохотная часть списка. Она никогда не бежала от работы, в какой-то степени потому, что не желала давать кому-либо повод назвать ее лентяйкой. Девушка рассматривала это как некое наказание за то, что она не подготовилась должным образом к превращению цепей в гавани в квейндияр. А наказания нужно переносить с достоинством. То есть скрести плитки пола с королевским величием.

Кроме того, посещение Принятых позволило Эгвейн узнать, что они о ней думают. Всего в Башне жила тридцать одна Принятая, но все они постоянно либо учили послушниц, либо учились сами, поэтому на девяти этажах, которые колодцем окружали опрятный садик, едва ли можно было обнаружить и десяток девушек. Однако слух о приходе Эгвейн быстро разлетался во все стороны, так что она не испытывала недостатка в зрителях. Поначалу многие вознамерились завалить ее поручениями, особенно Майр, пухленькая голубоглазая арафелка, и Ассейл, худая светловолосая тарабонка с карими глазами. Когда Эгвейн только прибыла в Башню, они уже были послушницами и завидовали тому, что ее так быстро перевели в Принятые. Это было до ее ухода. Практически все их задания сводились к «принеси то» и «отнеси это туда». Для всех Принятых Эгвейн была «послушницей», которая доставляла одни неприятности, «послушницей», возомнившей себя Престол Амерлин. Она безропотно носила ведра с водой, надрываясь до боли в спине, но отказывалась выполнять их приказы. Что, конечно же, приводило к очередным посещениям кабинета Наставницы Послушниц. Время шло, а бесконечные походы к Сильвиане не оказывали должного действия, так что поток распоряжений начал слабеть, а потом и вовсе иссяк. И Ассейл с Майр не пытались вредничать, а просто думали, что должны вести себя в сложившихся обстоятельствах именно так, и теперь тоже уже не знали, что с ней делать.