Читать книгу - "Гарри Поттер и Орден Феникса - Джоан Кэтлин Ролинг"

— Что правда то правда, — сказал Гарри, опускаясь в кресло напротив Гермионы.

— Я очень надеюсь, что с профессором МакГонагалл все в порядке, — чуть не плача, сказала Лаванда.

— Ее принесли обратно в замок, мы видели из окошка спальни, — сказал Колин Криви. — Она не слишком хорошо выглядела.

— Мадам Помфри поставит ее на ноги, — твердо сказала Алисия Спиннет. — Она превосходный целитель.

Гостиная опустела только часам к четырем утра. У Гарри сна не было ни в одном глазу; он будто снова и снова видел, как убегает Хагрид; вспоминая об Амбридж, он так злился, что не мог придумать для нее достойной кары, хотя в предложении Рона бросить ее в яму, полную голодных соплохвостов, определенно было здоровое зерно.

Он заснул, изобретая варианты ужасной мести, и встал с постели три часа спустя, отнюдь не чувствуя себя отдохнувшим.

Заключительный экзамен, по истории магии, был назначен на послеобеденное время. После завтрака Гарри с удовольствием вернулся бы в постель, но ему нужно было еще раз повторить пройденное, и он, стиснув голову руками и изо всех сил стараясь не дремать, уселся у окошка в гостиной и принялся просматривать стопку занятых у Гермионы конспектов высотой в добрых три с половиной фута.

В два часа пополудни пятикурсники вошли в Большой зал и, заняв свои места, стали ждать разрешения перевернуть билеты. Гарри чувствовал, что вымотался до предела. Ему хотелось только одного — чтобы все это поскорее кончилось и он мог пойти и заснуть; а завтра они с Роном отправятся на стадион — он собирался опробовать новую метлу Рона — и будут наслаждаться драгоценной свободой…

— Пожалуйста, переверните билеты, — сказала профессор Марчбэнкс из-за преподавательского стола. — Итак, начали!

Гарри тупо уставился на первый вопрос. Лишь через несколько секунд он осознал, что не понимает ни слова. Где-то наверху, у края высокого окна, билась в стекло муха, и ее жужжание мешало сосредоточиться. Медленно, мучительно он наконец собрался с мыслями и начал писать ответ.

Оказалось, что ему очень трудно вспоминать имена; вдобавок он то и дело путал даты. Он вынужденно пропустил четвертый вопрос («Как вы считаете, положительным или отрицательным было влияние нового закона о волшебных палочках на гоблинские мятежи в восемнадцатом столетии?»), решив, что вернется к нему потом, если будет время. Он смело атаковал пятый вопрос («Как был нарушен Статут о секретности в 1749 году и какие меры были приняты, дабы предотвратить его дальнейшие нарушения?»), но не мог избавиться от подозрения, что позабыл несколько важных подробностей; его преследовало смутное ощущение, что в этой истории как-то замешаны вампиры.

Он с нетерпением ждал вопроса, на который сможет ответить наверняка, и его взгляд наткнулся на вопрос номер десять: «Опишите обстоятельства, которые привели к созданию Международной конфедерации магов, и объясните, почему колдуны Лихтенштейна отказались в нее вступать», — он читал об этом только сегодня утром!

Он стал писать, время от времени отрываясь от работы, чтобы взглянуть на большие песочные часы, стоявшие около профессора Марчбэнкс. Он сидел прямо за Парвати Патил — ее длинные черные волосы лежали на спинке стула у него перед носом. Раза два-три он ловил себя на том, что пялится на крохотные золотистые блики, скользящие по ним, когда она слегка поворачивает голову, и ему приходилось как следует тряхнуть головой, чтобы избавиться от наваждения.

«Первым президентом Международной конфедерации магов стал Пьер Бонаккорд, но его избрание было оспорено волшебным сообществом Лихтенштейна, поскольку…»

Со всех сторон вокруг Гарри усердно скрипели перья — звук был такой, словно в зале копошатся полчища крыс. Солнце жарило ему в затылок. Чем же этот Бонаккорд так насолил чародеям из Лихтенштейна? У Гарри было впечатление, что там не обошлось без троллей… Он снова бессмысленно уставился на волосы Парвати. Вот если бы он освоил легилименцию — что бы ему стоило проделать у нее в затылке окошко и подсмотреть, как именно троллям удалось посеять раздор между Пьером Бонаккордом и лихтенштейнскими колдунами!

Гарри закрыл глаза и уткнулся лицом в ладони, так что алое свечение на внутренней стороне век погасло, уступив место темноте и прохладе. Бонаккорд хотел запретить охоту на троллей и дать троллям права… но Лихтенштейну досаждало племя особенно злобных горных троллей… Ага, вспомнил!

Он открыл глаза — от ослепительной белизны пергамента на них навернулись слезы. Он медленно написал две строчки о троллях, затем просмотрел все, что успел сделать раньше. Пожалуй, в его работе не слишком много фактов и подробностей — а вот Гермиона наверняка развернулась и исписала на тему о Конфедерации не одну страницу…

Он снова закрыл глаза, пытаясь представить себе эти страницы, пытаясь вспомнить… Первый съезд Конфедерации состоялся во Франции — да, об этом он уже написал… Гоблины явились на заседание и были изгнаны… он написал и об этом… А из Лихтенштейна так никто и не приехал…

«Думай», — приказал он себе, закрыв лицо руками, а вокруг по-прежнему скрипели перья, строча бесконечные ответы, и песок в часах сыпался тонкой струйкой…

Он снова шел по прохладному темному коридору к Отделу тайн, шагал твердо и целеустремленно, иногда переключаясь на бег, уверенный, что уж теперь-то непременно достигнет цели своего путешествия… Как обычно, черная дверь распахнулась перед ним, и он очутился в круглой комнате с многочисленными дверьми…

Вперед по каменному полу во вторую дверь… пляшущие на стенах и полу световые блики и это странное механическое тиканье, но разбираться нет времени, ему надо спешить…

Он миновал последние несколько шагов, отделявшие его от третьей двери, и она распахнулась, как предыдущие…

И вновь он очутился в высоком, как собор, зале со стеллажами, на которых лежали стеклянные шарики… его сердце забилось очень быстро… сейчас он наконец попадет туда, куда нужно… Добравшись до ряда номер девяносто семь, он повернул налево и поспешил дальше по узкому проходу между стеллажами…

Но в самом конце прохода, на полу, была какая-то фигура — эта черная фигура корчилась, словно раненое животное. От испуга и волнения у Гарри сжалось сердце.

И вдруг из его собственных уст раздался голос — высокий, равнодушный, лишенный всякой человеческой теплоты.

— Возьми его и отдай мне… ну же, бери… я не могу до него дотронуться… зато ты можешь…

Черная фигура на полу шевельнулась. Гарри увидел, как перед его глазами появилась белая рука с длинными пальцами, сжимающая палочку, — это была его рука… И снова услышал холодный, высокий голос:

— Круцио!

Человек на полу закричал от боли, попытался встать, но сразу же, корчась, рухнул снова. Гарри смеялся. Он поднял палочку, исходящий из нее луч тоже поднялся, и человек на полу застонал, но остался недвижим.

— Лорд Волан-де-Морт ждет!

Очень медленно, опираясь на дрожащие руки, человек приподнял плечи и голову. Его худое лицо было залито кровью, искажено страданием, но на нем застыло выражение непокорства…