Читать книгу - "Михаил Кликин. Сборник - Михаил Геннадьевич Кликин"

Когда мы расправились с её обратившимися соседями, она замолчала.

— Как вас зовут? — спросил у нее Димка через несколько минут.

Марья Степановна не ответила. Исхудалая, грязная и всклокоченная, она и сама была похожа на какое-то чудище: то ли на бабу-ягу, то ли на кикимору. Тихо и неподвижно сидела она на краю сеновала, смотрела на нас мутными слезящимися глазами, шлёпала губами, будто наговоры про себя начитывала.

Мы решили, что она безумна.

И опять мы ошиблись — ум Марьи Степановны был ясней, чем у любого из нас в тот момент.

Мы начали искать лестницу, чтобы подняться к ней, но Марья Степановна сама к нам спустилась ¬— лестница была наверху.

— Вы идите в дом, — сказала она. — А мне надо Машек покормить. Намучались, небось, скотинки. Изнемогли.

Мы не ушли. Стояли в воротах, смотрели, как пожилая хозяйка, едва переставляя ноги, открывает крохотную дверь в стойло, снимает с жерди веники, надёргивает сено.

— Мы поможем, — сказал я.

— Да что вы можете, — тихо сказала Марья Степановна.

Мы рассчитывали вернуться домой в тот же день, но так вышло, что в Николкине мы задержались больше, чем на сутки. Марья Степановна попросила нас похоронить её мужа и соседей, рассказала, что вторые соседи на зиму уехали к детям в райцентр, да так и не вернулись. Она угостила нас вареной картошкой, сладковатым свойским хлебом, солеными огурцами и квашеной капустой — но прежде она накормила всю деревенскую скотину. Мы помогали, как могли, и поражались её стойкости. А она любую свою работу комментировала, любое действие объясняла. Мы-то думали тогда, что ей, по людям истосковавшейся, просто поболтать охота. Это теперь я понимаю, что пожилая женщина таким вот ненавязчивым способом инструктировала нас, готовила к новой жизни. Она всё уже осознавала и предчувствовала свою скорую кончину. Она спешила донести до нас главное, основное, торопилась показать нам важное, научить нужному. А мы, дураки городские, всё о каких-то глупостях спрашивали.

Спасибо, Марья Степановна!

Мы ушли из Николкино, зная, как ухаживать за козами, когда сажать картошку, чем кормить кур и где брать семена капусты. Еще у нас появилось ружье — и мы тогда думали, что это самое важное наше приобретение.

Двухстволка «Иж» принадлежала супругу Марьи Степановны. На охоту он почти не ходил, но ружье держал «для порядку» и «потому что у отца такое было». В железном ящике навалом лежали коробки с капсюлями и дробью, снаряженные патроны, гильзы, самодельные пыжи, жестянка с порохом, навойник, закрутка, еще что-то — брать всё мы не стали, прихватили только патроны с картечью и пулями, паспорт ружья и потрепанную книжку «Спутник начинающего охотника».

Мы пообещали вернуться через пару дней. Мы и вернулись бы — если бы не объявившиеся у нашего порога зомби.

Но даже справившись с обращенными, мы еще почти неделю выжидали, не появится ли новый отряд монстров, и осторожно обследовали окрестности.

Всё это время раненная и напуганная Марья Степановна, забаррикадировавшись в избе, ждала нас. У нее хватало сил, чтобы как-то ухаживать за домашней птицей и животными. А на себя сил уже не оставалось.

Когда мы с Димкой её нашли, она едва дышала. Мы перенесли её с пола на кровать, уверенные, что сегодня придется копать свежую могилу. Но Марья Степановна прожила еще целых пять дней. Я оставался с ней до самой смерти — один. Четыре дня я слушал её рассказы и наставления. Потом она замолчала, но всё что-то требовательно показывала мне глазами.

Я похоронил её рядом с мужем Толей.

А потом пошёл доить коз и кормить «курей» — думаю, об этом она меня глазами и просила.

— Я уверен, что они сдохли, — заявил Димка, когда мы покидали крохотное деревенское кладбище, всё состоящее из четырех провалившихся могил.

Я даже вздрогнул от таких слов. Но тут же понял, о чем он говорит, и изрек сентенцию — возможно, чужую:

— Надеяться на это можно. Но рассчитывать на это нельзя.

— Красиво сказал, — признал Димка и надолго замолчал, что-то обдумывая.

Тишина мне нравилась. Можно было мерно шагать по знакомой дороге, воображать, что ты сейчас один, вспоминать прошлое и строить планы на будущее.

— Жрать в городах им нечего, — нарушил мою тишину Димка. — Разве только друг друга.

— Мы не знаем, нужна ли им еда, — заметил я.

— Конечно, нужна, — ответил Димка…

Опять у нас начинался старый разговор — и мы раздражались не столько от темы, сколько от её повторения. Всё уже было сто раз переговорено, все аргументы давно были озвучены, осмыслены и опровергнуты — примерно так спорили сторонники и противники легализации короткоствольного оружия в то время, когда мир был в полном порядке.

— Переливаем из пустого в порожнее, — сказал я.

— Да, надо бы съездить и своими глазами посмотреть…

Я злился на Димку, Димка злился на весь белый свет. Мы, забывшись, шагали так быстро, что Оля не поспевала за нами.

— И что мы тут каждый раз пешком топаем? — раздраженно буркнул Димка. — Давно надо было какую-нибудь «ниву» пригнать. Только время зря тратим — почти три часа в один конец.

И это мы тоже не раз обсуждали. И я повторил то, что уже не однажды было сказано:

— «Нива» через балку не проползет.

Балкой мы называли старый мелиорационный канал примерно на половине пути между Плакиным и Николкиным. Раньше через него были две переправы, но мост из бетонных плит давно сполз вниз, а легкий переход, сваренный из труб и листового железа, безнадежно прогнил и даже тяжесть двух человек выдерживал с трудом.

— От машины, к тому же, колея будет, — добавил я. — А нам себя выдавать нежелательно.

Ничего нового Димка от меня не услышал. А вот