Читать книгу - "Миледи и притворщик - Антонина Ванина"

Наш караван покинул стены Хардамара ближе к вечеру. Проезжая мимо копий, я сделала последние снимки соляных ям и копошащихся в них работяг. Несчастные люди. Что они видели в этой жизни кроме соли и изнуряющего труда? Только всеохватывающую белизну вокруг.

Когда наши верблюды шествовали мимо каких-то странных углублений, засыпанных солью, в одном из них под белым песком явно что-то шевельнулось, словно хотело вырваться наружу.

Стражи вздрогнули и принялись подгонять своих верблюдов, чтобы те ехали быстрее.

– Надо торопиться, – поддержал их Тунур. – Вот сядет солнце, покойники тут же из могил повылезают. Сейчас их хоть палящее солнце сдерживает, а всё равно не могут они спокойно лежать, все копошатся, чуют живую плоть.

От этих его слов стражи ещё резвее припустили вперёд, и нам пришлось их нагонять. Я попутно смотрела на другие засыпанные ямы, но никаких шевелений и мимолётных движений там не заметила. Может, в той яме лежал свежий труп, и из-за разложения газы прорвались через толщу соли наверх, вот и всколыхнули её. Отчего-то это объяснение мне кажется более логичным, чем шевеление живых покойников при свете дня.

Мы ехали вдоль соляного поля, а впереди уже виднелись силуэты холмов у горизонта. Природа стремительно менялась. Белая равнина постепенно обрела песчаный цвет, а на месте гладкого как столешница поля начали появляться бугорки и даже полуметровые конические выросты. Булыжники валялись повсюду, а между ними серели очень необычные предметы – закрученные в спираль круглые приплюснутые камни.

Мы с Леоном, не сговариваясь, спешились, чтобы лучше рассмотреть непонятные круги с рёбрышками и бугорками. Некоторые из них доходили до полутора метров в диаметре. Их здесь было так много, что в голове крутился лишь один вопрос: что это такое?

– А, это змеи, которых в стародавние времена один колдун превратил в камни, – тут же поведал мне Тунур. – Говорят, эти змеи были так ненасытны, что заглатывали детей заживо, потом уползали в пустыню, сворачивались клубком и спали по три месяца к ряду. Тут они и дремали всем скопищем, когда колдун покарал их за прожорливость.

– Эми, – пытаясь приподнять камень, сказал мне Леон, – бьюсь об заклад, это какая-то окаменевшая улитка. Или морской моллюск. Тут же море когда-то было.

– Говорят, – продолжал вещать Тунур, – в полночь змеи эти оживают, разворачиваются и уползают на поиски человечинки…

Да, страшные истории про змей – это именно то, что мне так необходимо услышать. И суеверным стражам тоже.

– Да закрой ты уже свой рот, – прикрикнул на Тунура Чензир. – В Хардамаре на базаре будешь рассказывать всякие небылицы. А тут нечего мне людей пугать.

– Так я же предупредить хотел… – сказал бывший сапожник и притих.

Я уже успела взять камеру в руки, даже попросила Леона пройтись со мной по усеянному камнями и раковинами полю, чтобы передать масштаб диковинных останков. Вот только Чензир был против и всячески торопил нас – говорил, что нельзя тянуть время и стоять на одном месте. Пришлось послушать его и вернуться к верблюдам. Чензир прав, тут даже не в соляных покойниках и каменных змеях дело. Вода – её запас для нас ограничен. Чем больше времени проведём в безлюдной пустыне, тем больше воды потратим. А хватит ли её на обратную дорогу?

Пришлось мне принять очень сложное для себя решение – если и заниматься съёмкой, то только на обратном пути и при условии, что у нас могут остаться излишки воды. Нас здесь восемь человек, каждый час топтания на месте будет стоить всем нам нескольких литров драгоценной влаги. Значит, придётся забыть о профессиональном долге, как бы грустно это ни звучало.

Изнывая от удушающей жары, мы упрямо ехали дальше, а пейзаж на наших глазах стремительно менялся. Вместо раскиданных камней и раковин нам стали попадаться каменные пеньки с желтоватым налётом. Потом налёт сменился на бурый, а на пеньках появились шляпки, отчего они стали напоминать грибы.

После "грибного поля" земля под верблюжьими ногами стала стремительно краснеть и даже нагреваться. Шанти обул своего пса во второй комплект тапочек – поверх первого. И не зря. Кажется, мы ступали по едким отложениям каких-то химических солей. И всякий раз они принимали такой невероятный цвет, что в глазах рябило.