Читать книгу - "Легенды ночных стражей 2: Сокрушение - Кэтрин Ласки"

«Интересно, почему Эглантина так ополчилась на слово „любимая“ и осталась равнодушна к грубым словам Сорена?»

И вдруг Отулисса громко закричала:

— Великий Глаукс! Нет, я сейчас отрыгну… Что за шмя… — Она с усилием захлопнула клюв, заставив себя проглотить слово «шмякотня», самое страшное ругательство на острове.

— В чем дело, Отулисса? — раздраженно спросил Сорен.

— Кто-то вырвал две страницы из книги по высшему магнетизму!

— Ты шутишь! — ахнула Гильфи.

— Смотри! — Отулисса протянула ей книгу. Рваные края вырванных страниц уродливым шрамом зияли посреди разворота книги.

— Вислошейка? — мгновенно спросил Копуша.

— Но она не была в библиотеке с того самого дня, как упала в обморок после похорон Стрикс Струмы.

— Но тогда кто же мог это сделать? — прошептал Копуша.

Совы в смятении переглянулись.

Внезапно снаружи послышался громкий шум, и в окно библиотеки влетела взъерошенная Руби.

— Примула пропала!

— Что? — хором переспросили друзья.

— Она не вернулась на остров после свободных полетов.

Все головы повернулись к Эглантине.

— Ты ничего не заметила? — спросил сестру Сорен.

— Я рано вернулась и сразу отправилась спать, а вечером встала поздно и решила, что Примула уже улетела. Не волнуйся, я уверена, с ней все в порядке.

Копуша не сводил глаз с Эглантины. Ему показалось, что голос ее звучит монотонно и равнодушно.

Под командованием клюва искателей-спасателей, и следопытов все совы Великого Древа были разделены на небольшие группки для проведения поисков.

Старшеклассники из клюва искателей-спасателей, как наиболее опытные в своем деле встали во главе розыскных отрядов.

Члены клюва следопытов должны были сопровождать каждый такой отряд на земле, выискивая возможные следы упавшей совы.

Через несколько минут все были готовы к отправлению. В этот миг Эглантина вдруг развернулась и полетела в свое дупло.

— Что случилось? — лениво поинтересовалась Рыжуха.

— Глаукс, Примула исчезла! Кажется, она потерялась!

— Вот как? — зевнула Рыжуха.

Эглантина моргнула. На какую-то долю секунды ей показалось, будто она вышла из собственного тела, из своих перьев и слышит себя со стороны.

Почему она так странно разговаривает?

«Примула — моя лучшая подруга. Почему же я ничего не чувствую? Почему я так странно говорю? Я это — или не я? Где я?»

Словно кто-то незнакомый поселился в ее теле, в ее желудке. В желудке? Стоп… А есть ли у нее мускульный желудок? Она его совсем не чувствовала, она уже несколько дней — нет, несколько недель! — не ошущала никакого отклика в желудке.

Она понимала, что должна насмерть перепугаться, но почему-то ей не было страшно.

«Что-то со мной не так. Это очень странно… но разве мне не все равно? Мне вообще всё все равно, кроме встречи с мамой, и мне плевать, что она все время забывается и называет меня „дорогушей“, а не „Эгги“, как раньше».

Эглантина ничего не почувствовала даже тогда, когда все увидели изуродованную книгу по высшему магнетизму. Не было ни угрызений совести, ни гордости за свою ловкость, ни радости от маминой похвалы.

Мама в тот раз очень хвалила ее за эти страницы.

Вообще-то Эглантина уже плохо представляла, что такое радость, но и про грусть она тоже давно позабыла. Она должна переживать из-за Примулы, но чувство (любое чувство!) требовало слишком больших затрат, слишком больших усилий. Это было настолько странно, что Эглантина удивилась.

Желудок ее по-прежнему оставался каменным.

Эглантина посмотрела на Рыжуху и машинально сказала:

— Вообще-то, Примула — моя лучшая подруга. Наверное, это смешно, но я не испытываю никакой грусти.

— Может быть, это потому, что она вовсе не лучшая твоя подруга? — отозвалась Рыжуха. Она помедлила, а потом встала и подошла к Эглантине. — Может быть, это я — твоя лучшая подруга?

Эглантина долго разглядывала Рыжуху, а потом крепко зажмурила глаза.

— Нет, нет… Не думаю, что это так.

И в этот момент, впервые за долгое время, в желудке ее что-то еле заметно шевельнулось.

— Как знаешь, — дружелюбно ответила Рыжуха, поворачиваясь к ней спиной.

Эглантина попала в отряд под командованием Копуши, который считался лучшим следопытом в своем клюве.

Сама Эглантина занималась в клюве искателей-спасателей и была знакома с основами своего ремесла. Она знала, что прежде всего нужно тщательно осмотреть местность в поисках вороньих гнезд.

Вороны часто нападали на сов, особенно тех, что летали в одиночку в дневное время.

Сипухи среди всех сов славились своим чутким слухом.

Благодаря несимметрично расположенным ушным щелям и слегка вогнутому лицевому диску, улавливающему звуки со всех сторон, сипухи способны услышать почти неслышимое — например, стрекот одинокого сверчка или сердцебиение мыши.

Во время полета Эглантина снова почувствовала себя странно.

Ее зрение и слух действовали не согласованно, как было раньше, а вразнобой.

Да что с ней такое творится?

«Да ну, пустяки! — отмахнулась было она, но вдруг подумала: — Пустяки? Нет, я не должна считать это пустяками! От таких вещей зависит жизнь. Сова, которая не в состоянии связать звук с увиденным образом, обречена погибнуть! Глаукс, да я должна сойти с ума от страха. Почему же я ничего не чувствую? Что со мной случилось? Что со мной творится?»

— Ради Глаукса, Эглантина! — заорал на нее Мартин, крохотный новошотландский мохноногий сыч, близкий приятель Сорена. — Смотри, куда летишь! Ты едва не сшибла меня на повороте.

— Извини, — тихо обронила Эглантина.

Копуша резко повернул голову. «Что творится с Эглантиной?» — подумал он, наверное, в десятый раз за последние два часа.

Примула бесследно исчезла.

Совы летали повсюду, но так ничего и не обнаружили. Стали поговаривать о том, что неплохо бы послать гонцов к дозорщикам в разные районы Южных Царств.

На дерево вернулись перед самым рассветом.

Эглантина отказалась от ужина и сразу полетела в свое дупло. Однако в этот день она не спала.

Все утро и долгий день она просидела на жердочке над своим гнездом из мха и пуха. Это гнездо казалось таким жестким и колючим после той мягкой перинки, которую мамочка с любовью устроила ей в дупле сновидений.

Эглантина мигнула и встрепенулась.

«Неужели я больше не чувствую ничего, кроме мягкости, жесткости и прочих пустяков?» И снова она почувствовала едва ощутимый толчок, укол в желудке.