Читать книгу - "Роботы и Империя - Айзек Азимов"

— А ты не мог бы подтолкнуть и землян, и аврориан, чтобы полностью удовлетворить доктора Фастольфа?

— Мне это приходило в голову. Я рассмотрел такую возможность и решил, что не смогу. Чтобы склонить к эмиграции землян, требовалось пустяковое изменение, не приносящее вреда. Чтобы сделать то же самое с аврорианами, нужно было многое изменить, и это не могло пройти бесследно. А Первый Закон это запрещает.

— К сожалению.

— Да. Подумать только, что я мот бы сделать, если бы имел возможность радикально изменить образ мыслей доктора Амадейро! Но как я мог изменить его твердое решение противодействовать доктору Фастольфу? Это все равно что повернуть его голову на сто восемьдесят градусов. Такой поворот самой головы либо ее содержимого мог бы с равной эффективностью убить его. Цена моего могущества, друг Дэниел — невероятная дилемма, с которой я постоянно сталкиваюсь. Первый Закон, запрещающий вредить людям, обычно имеет в виду физический вред, который мы видим и о котором можем судить. Но человеческие эмоции и повороты мыслей понимаю только я, поэтому знаю о более тонких формах вреда, хотя и не вполне их понимаю. Во многих случаях я вынужден действовать без настоящей уверенности, и это вызывает постоянный стресс моих проводников. И все-таки я чувствую, что сделал хорошо. Я провел космонитов мимо кризисной точки. Аврора знает об объединенной силе поселенцев и будет вынуждена избегать конфликтов. Космониты должны понять, что применять репрессии уже поздно, и наше обещание Илайджу Бейли в этом смысле выполнено. Мы указали Земле путь, который приведет к покорению Галактики и образованию Галактической Империи.

Роботы возвращались к дому Глэдии. Дэниел вдруг остановился и прикоснулся к плечу Жискара:

— Картина, нарисованная тобой, привлекательна. Партнер Илайдж гордился бы нами. Он сказал бы: «Роботы и Империя» — и, наверное, похлопал бы меня по плечу. Однако, как я уже говорил, мне что-то не по себе. Я беспокоюсь.

— О чем?

— Хотел бы я знать, миновали ли мы кризис, о котором говорил партнер Илайдж много лет назад. А что, мы и в самом деле можем уже не опасаться космонитов?

— А ты сомневаешься?

— Меня насторожило поведение доктора Мандамуса во время его разговора с мадам Глэдией.

Жискар пристально посмотрел на Дэниела. В тишине слышался шорох листьев, трепетавших на холодном ветру. Облака рассеялись, скоро должно было выглянуть солнце. Их беседа в телеграфном стиле заняла мало времени, и они знали, что Глэдия еще не удивляется их отсутствию.

— Что встревожило тебя в этом разговоре? — спросил Жискар.

— Мне довелось четыре раза наблюдать, как партнер Илайдж решал запутанную проблему. В каждом из этих случаев я обращал внимание на его манеру вырабатывать полезные заключения из ограниченной и даже сбивающей с толку информации. С тех пор я всегда пытался в меру своих ограниченных возможностей думать, как он.

— Мне кажется, друг Дэниел, ты хорошо это делаешь.

— Ты, конечно, обратил внимание, что у доктора Мандамуса было два дела к мадам Глэдии. Он сам подчеркнул этот факт. Одно дело касалось лично его — произошел он от Илайджа или нет. Второе — просьба к мадам Глэдии принять поселенца, а потом сообщить о беседе. Второе дело, видимо, было важно для Совета, первое — только для самого Мандамуса.

— Мандамус дал понять, что дело о его происхождении важно и для доктора Амадейро, — сказал Жискар.

— Тогда это было дело, важное для двоих, но не для Совета и, значит, не для всей планеты. Однако дело государственное, как его назвал сам доктор Мандамус, пошло вторым и как бы между прочим. К тому же вряд ли для этого требовался личный визит. Это могло сделать голографическое изображение любого члена Совета. С другой стороны, доктор Мандамус поставил дело о своем происхождении первым, очень долго о нем дискутировал, и это дело никто не мог сделать, кроме него.

— Каково же твое заключение, друг Дэниел?

— Я уверен, что дело поселенца лишь повод для встречи с мадам Глэдией, чтобы поговорить с ней о своем происхождении с глазу на глаз. По-настоящему его интересовало только это и ничего больше. Ты можешь подтвердить это заключение, друг Жискар?

— Напряжение в мозгу доктора Мандамуса было в известной степени сильнее в первой части разговора. Пожалуй, это может служить подтверждением.

— Тогда нам стоит подумать, почему вопрос о происхождении так важен для него.

— Так ведь доктор Мандамус объяснил, — сказал Жискар. — Если он не является потомком Илайджа Бейли — дорога к продвижению по службе для него открыта. Доктор Амадейро, от которого это зависит, отвернулся бы от него, окажись он потомком Бейли.

— Это он так сказал, друг Жискар, но что-то в его словах настораживало.

— Почему ты так думаешь? Пожалуйста, продолжай рассуждать, как человек. Я нахожу это весьма поучительным.

— Спасибо, друг Жискар, — серьезно ответил Дэниел. — Ты заметил, что всякий раз, когда мадам Глэдия говорила, что Мандамус не может быть потомком партнера Илайджа, ее возражения рассматривались как неубедительные? И всякий раз доктор Мандамус утверждал, что доктор Амадейро не примет этого возражения.

— Да. И какой вывод ты из этого делаешь?

— Мне кажется, что доктор Амадейро не примет никакого аргумента, и просто удивительно, что Мандамус так надоедал мадам Глэдии. Он наверняка знал с самого начала, что это бессмысленно.

— Возможно, но это только домысел. Ты можешь сказать, каков возможный мотив его действий?

— Могу. Я уверен, что он хотел знать о своем происхождении не для того, чтобы убедить несгибаемого доктора Амадейро, а для себя лично.

— В таком случае зачем он вообще упоминал о докторе Амадейро? Почему он не сказал просто: «Я хочу знать»?

Легкая улыбка пробежала по лицу Дэниела и изменила его выражение, на что другой робот был не способен.

— Если бы он сказал просто: «Я хочу знать», — мадам Глэдия ответила бы, что это не его дело и что он ничего не узнает. Но дело в том, что мадам Глэдия так же сильно ненавидит Амадейро, как тот — Илайджа Бейли. Мадам Глэдия уверена, что для нее оскорбительно любое мнение о ней, поддерживаемое доктором Амадейро. Она пришла бы в ярость, будь это мнение более или менее справедливым, а в данном случае оно абсолютно фальшиво. Она постаралась убедить доктора Мандамуса, что он ошибся, и представила все возможные доказательства. А холодное утверждение доктора Мандамуса, что каждое из этих доказательств неубедительно, заставляло ее злиться все больше и вытягивало из нее дальнейшую информацию. Доктор Мандамус выбрал такую стратегию, чтобы узнать у мадам Глэдии как можно больше. В конце концов он убедился, что у него нет предка-землянина, во всяком случае, на протяжении последних двух столетий. Амадейро же в этом смысле, я думаю, в действительности в игре не участвовал.

— Это интересная точка зрения, — сказал Жискар, — но она, как мне кажется, не очень обоснована. Как мы можем узнать, что это не просто твоя догадка?