Читать книгу - "Хозяйка Империи - Раймонд Фейст"

Только головокружительный акробатический прыжок выручил Люджана, когда противник снова чуть не загнал его к алой границе круга. Он сумел увернуться от живой молотилки — атакующего чо-джайна, — остро ощущая грозящую опасность. Ему было необходимо перевести дух. Бой не оставлял Люджану ни малейшей надежды на победу. Его клинок снова столкнулся с хитиновым лезвием: он воспользовался щитком, прикрывающим запястье, чтобы отклонить оборонительную клешню в тот самый момент, когда атакующая клешня со свистом пронеслась на расстоянии волоска от его горла. Вложив все силы в стремительный бросок, воин ринулся внутрь дуги, образующей конус главной атаки чо-джайна. Он ударил по суставчатой конечности противника в той ее части, которая не была прикрыта хитиновым клином, — внутри «локтевого» сгиба. Сустав сложился, и клешня, ударившись о заднюю пластину кирасы, повисла за спиной Люджана.

Удар, однако, был достаточно силен, чтобы Люджан едва не задохнулся. Он попятился на полшага, чтобы снова пустить в дело меч, тогда как чо-джайн возмущенно пыхтел, оцепенев от изумления. Люджан проделал классический выпад, и его изогнутый меч вонзился в сустав, где средняя конечность соединяется с туловищем. Раненый чо-джайн, хромая, отступил. Его средняя нога уже не была аккуратно подогнута; она волочилась сбоку, ни на что не годная. Без меры удивленный тем, что его атака увенчалась удачей, Люджан вдруг сообразил: у этих чо-джайнов нет опыта сражений с людьми! Они вполне прилично натасканы для единоборства по древним цуранским правилам фехтования, существовавшим сотни лет назад. Но должно быть, запрет на передачу знаний через границы сделал невозможным знакомство с новшествами, принятыми после договора с цурани. После войн с Мидкемией солдаты Империи освоили усовершенствованные приемы фехтования, отчасти позаимствованные у варваров за Бездной, а обитатели ульев за пределами Цурануани никогда не встречались в бою с бойцами, которые овладели этими приемами. Воины из Чаккахи держались старой школы, и, несмотря на их превосходство в скорости, несмотря на одновременное использование двух хитиновых клиньев, человек из цурани имел преимущество: противник не мог предугадать его действия, а Люджану в прошлом приходилось воевать против чо-джайнов.

Размышления во время сражения отвлекли внимание Люджана и замедлили его движения, за что ему пришлось поплатиться: хитиновые лезвия пропороли кожу у него на бедре и на левом предплечье, позади щитка. Несмотря на свои раны, он понимал, что чо-джайн сражается уже далеко не в полную силу. Возможно, инсектоид чуть-чуть колебался, обескураженный необычностью атаки; но ведь удар любой клешни мог перерубить толстый древесный сук. Что-то мешало чо-джайну показать все, на что он способен.

Люджан уделил особое внимание работе ног, которой придавалось первостепенное значение в мидкемийской системе фехтования. Он почти шутя отбил следующий удар хитинового клина так, словно это была тренировочная дубинка, потом выполнил другой прием ухода от схватки и был вполне удовлетворен тем, что чо-джайн отступил. Подтверждалась догадка, что противнику непонятна фехтовальная тактика мидкемийской школы.

Люджан усмехнулся; его охватило возбуждение боя. Он много раз скрещивал тренировочные дубинки с Кевином-варваром и раньше других овладел чужеземным искусством. Хотя это искусство было более приспособлено для прямого меча, нежели для широкого изогнутого клинка, используемого на Келеване, тем не менее его приемы с успехом мог применять и цуранский фехтовальщик. Теперь чо-джайн оказался в невыгодном положении: он сбит с толку, и в первый раз с той минуты, когда Люджан потребовал для себя права на поединок, в нем затеплилась надежда.

Он сделал ложный выпад, рванулся вперед и почувствовал, что его следующий удар достиг цели. Усмехаясь еще шире, он наблюдал, как потекла молочно-белая жидкость, заменявшая чо-джайнам кровь. Опершись на здоровую среднюю конечность, противник двинулся в контратаку, но стойка на четырех ногах была верным знаком, что чо-джайн приготовился отступать. Люджан увидел, что настал его час: он может ударить врага мечом по незащищенной шее. И уже не имело значения, что умирающий противник поразит его в сердце. Победа останется за ним, Люджаном, ибо он первым нанес смертельный удар. Ему достанется наивысшая награда воина цурани — смерть в бою от меча врага.

И все-таки, когда его тренированное тело откликнулось на призыв славы и изготовилось совершить ту череду движений, которая закончит поединок, его разум сказал нет.

Что такое подобная смерть, если не пустое тщеславие?

Неужели за годы службы у Мары он так ничему и не научился? Сможет ли убийство этого чо-джайна, с которым у него не было никаких причин для ссоры, хоть на один шаг приблизить Слугу Империи к ее цели?

Нет, не сможет, понял он в озарении внезапно вспыхнувшего гнева. Если таким способом и можно чего-то добиться, так только одного: в совместном разуме роя чо-джайнов из города Чаккаха укрепится вражда ко всем людям цурани.

«Какова цена моей жизни и смерти? — успел подумать Люджан в долю секунды. Стать воином-победителем — нет, просто убить противника без всякой надобности — это не значит послужить на пользу хоть одному живому существу: ни Маре, ни этому рою, ни покоренному народу чо-джайнов внутри цуранских границ.

Боги, — мысленно воззвал он в тоске, — я не могу жить только по кодексу воина, но и умереть, как повелевает кодекс, тоже не могу!»

Мысли были явно еретическими, но они удержали руку Люджана, и он отдернул меч. Это движение не могло быть рассчитано точно, и оно дорого ему обошлось. Он получил еще одну рану в бедро, достаточно глубокую, чтобы нога перестала действовать.

Он подался назад, опираясь на здоровую ногу. Почувствовав, что противник слабеет, чо-джайн поднялся на дыбы. Взвившаяся в воздух клешня со свистом обрушилась вниз. Люджан парировал удар, но хитиновое лезвие успело рассечь ему лоб до кости. Кровь залила лицо, красная пелена затуманила зрение, и в эту секунду он услышал сдавленный вскрик Мары.

Он снова отпрыгнул назад на одной ноге. Чо-джайн двинулся за ним. Люджан почувствовал под пяткой горячую мозаичную плитку, и на него снизошло облегчение: он был у границы круга. Если он пересечет линию — ему конец. Да, он все равно умрет, но не понапрасну. Его смерть еще может обрести какой-то смысл. Неприятель заторопился, чтобы его прикончить, но Люджан вложил все силы в отчаянную оборону и громко выкрикнул, обращаясь к магу, чья фигура все еще возвышалась над ним:

— Я пришел сюда не за тем, чтобы убивать! Вы, чо-джайны из Чаккахи, не враги моей госпожи, властительницы Мары! — Хитиновая клешня со звоном ударилась о клинок цуранского меча; сейчас у Люджана было лишь одно отчаянное желание: чтобы его услышали. Ради этого он снова и снова парировал сыплющиеся на него удары. — Я больше не стану сражаться против существа, которое она хотела бы считать своим другом!

Он снова отбил хитиновый клин, заставив противника качнуться назад, и, воспользовавшись этой краткой — не долее половины секунды — передышкой, с отвращением швырнул на пол свой меч, а затем повернулся на здоровой ноге, подставив спину смертоносному удару.