Читать книгу - "Белая змея - Танит Ли"

— Нет. Я почитаю единственную истинную богиню.

Жрец пошел дальше, не отвечая. Но корл, который стоял следующим, слева от Регера, громко рассмеялся.

— Единственная истинная богиня — Коррах. Ты ее имеешь в виду? — спросил он у человека из Ша’лиса.

Корл не привлек особого внимания, его замечание было вполне понятным. Шалианец сделал вид, что не расслышал его. Желтую колесницу украшал традиционный знак — жезл с обвившейся вокруг него золотой змеей. Их упряжки нервничали и трясли кисточками на поводьях, косясь друг на друга. Жрец подошел к корлу. Тот отпил из чаши, принял благословение и снова обратился к шалианцу:

— Вот этими копытами и колесами Коррах раздавит ползущую по навозу змею твоей богини-шлюхи.

Шалианец не двигался, словно окаменел, сдерживая храпящих животных с застывшей на губах усмешкой ярости.

Чаша дошла до Регера. Он склонил голову и отпил глоток легкого сладкого вина.

— Ты принадлежишь богу, — сказал ему жрец. — Иди и сам будь богом.

Не умея противиться энергии магической формулы, Регер ощутил, как она пронзила его насквозь, и на мгновение прикрыл глаза, содрогаясь от истинности ее силы.

Придя в себя, он осознал, что шансарец, стоящий с другой стороны от него, говорит:

— Я борюсь за Ашару-Анак. Твой Дайгот — призрак.

Однако еще один шалианец, стоящий последним, выпил из чаши и выслушал благословение, не возражая. Даже в Ша’лисе человек может чтить богов по своему выбору, если помимо этого совершает приношения и шансарской рыбозмееженщине.

Голос труб стал выше.

— Коррах! — воскликнул корл.

Регер увидел, что по всей линии по обе стороны от него люди быстро складывают руки в охранных знаках, взывая к своим богам или судьбе.

Но десять колесниц уже тронулись с места. Истосковавшись по движению, хиддраксы резво проскакали вверх к широко распахнутым воротам. За воротами расстилался стадион, словно пасть, наполненная чернотой, еще более темной, чем тьма, скопившаяся под сводами пещеры, которую они покидали.

Регер не боялся смерти, он привык к ней. Она стала неотъемлемой частью наслаждения. Здесь каждый с ранних лет знал, что еще за три дня до состязаний ни один разумный человек не выпьет ни глотка — ибо пьянил сам воздух. Оказавшись на песке стадиона, в тот же миг станешь пьянее, чем после десяти чаш вина.

Они выехали. Черный купол неба расстилался над головой, вытянутые кольца каменных террас спускались с него, наполненные живой волнующейся массой, издающей оглушительный шум — буря вырвалась на свободу. И, перекрывая все крики, похвалы и приветствия, глухой барабанной дробью гремело:

— Ли-ди-ец! Ли-ди-ец! Ли-ди-ец!

Так мог бы чувствовать себя король, если когда-либо его приветствовали с такой искренней страстью. Человек, который не возгордится, ощущая себя в этот час владыкой и богом — безмозглый бессердечный кусок дерева. Такие недолго остаются колесничими.

Они проехали прямо, с востока на запад, развернулись под ливнем лент, флагов и цветов, и торжественно вернулись обратно, с запада на восток, к ложе наместника города.

Одному из них часто доводилось видеть этого важного человека — тот любил состязания на стадионе. Но сейчас он был ничем, лишь частью огромного этого , частицей ночи, шума и приближающегося огня.

Мальчики несли огонь, символ и материальное воплощение этих скачек. Десять детей на площадке стадиона — когда-то сам Регер был таким мальчиком и исполнял такую же службу для других. Миллион лет назад. А миллион лет спустя один из них, возможно, встанет на его место, когда-нибудь в далеком будущем, когда от него и этого мгновения останется лишь пыль. И имя, которое помнят.

Ребенок держал предназначенный Лидийцу горящий факел. Лицо его пылало с не меньшей силой.

— Победи для своего города, — сказал мальчик согласно ритуалу. Лидиец засмеялся.

— Иди со мной в своем сердце, — ответил он, усмехаясь, поднял факел высоко, чтобы видели люди и боги, и вставил его в позолоченный стальной держатель на передке колесницы. Пропитанный жиром и смолой, он не погаснет даже от неистовой скорости состязающихся и злого морского ветра.

Дети убежали. Наместник кивнул. На каменном постаменте перед его ложей зажгли фитиль в масле, и, казалось, весь мир затаил дыхание.

Упала первая искра. Порыв алого пламени взвился к небесам. Толпа взорвалась криком.

Словно десять громадных зверей, порожденных огненной ночью, колесницы одна за другой рванулись с места.

Первые три круга по стадиону редко отражали то, как распределятся места впоследствии. Стадионная трасса прочная и чистая, из препятствий — лишь центральная платформа, которую во время других состязаний опускали под землю с помощью машин. А Пятимильная улица, очищенная от помех и озаренная факелами — все равно что гладкий пол танцевального зала по сравнению с неровной Прибрежной дорогой, ждущей претендентов после улицы. Почти десять миль, освещенных только фонариками зрителей, звездами и факелами колесниц.

На первом витке те, кто волей Дайгота попал во внутренний круг, получают преимущество, и, как и следовало ожидать, отт и джовианец резко вырвались вперед и возглавили гонку. Но охристо-коричневый таддриец, правивший упряжкой с меньшим мастерством, чем основные силы, направил колесницу по диагонали к двум головным, зажав колесницу отта, так что та накренилась и столкнулась с кандийцем, идущим сзади. Напряженный возничий из Элисаарского Кандиса, правящий красно-розовой колесницей, не хотел рисковать, стараясь лишь удержать скорость. Он протиснулся между колесницей отта и центральной платформой и оказался позади таддрийца и джовианца. Тем временем желтый шалианец, рвущийся на пятое место, пока принадлежащее Вольному закорианцу, нахлестывал упряжку, чтобы набрать скорость и миновать неожиданную свалку. Но когда он поравнялся с закорианцем, тот хладнокровным ударом борта толкнул желтую колесницу и опрокинул ее.

Полукровка, почитающий единственную истинную богиню и совершивший огромную ошибку, потеряв самообладание перед скачками, полетел в пыль. Под насмешки толпы Висов он быстро вскарабкался на платформу, которая была единственным безопасным местом. Его извивающиеся и ржущие хиддраксы, прикованные к упавшей громаде колесницы, которая чудом не сбила их с ног и не обожгла укрепленным факелом, вынужденно свернули с центрального круга влево, создав первое временное препятствие в гонке.

Оставшиеся колесницы прошли второй поворот с западной стороны платформы и теперь с грохотом неслись по прямой. Во главе шли джовианец и таддриец, расстроенный отт натянул поводья и теперь стал третьим. Позади них, вытянувшись почти в идеальную линию, свободным галопом двигались кандиец, закорианец, корл и Лидиец. В хвосте держались второй шалианец и белый шансарец. Было бы огромной глупостью развить полную скорость на стадионе, в самом начале Огненных скачек. Решиться на это можно не раньше, чем окажешься на улице. Однако каждый год находились неразумные и излишне самонадеянные соперники, которые сталкивались и боролись за места на первых кругах, как сейчас джовианец и таддриец. Когда они снова добрались до восточного поворота, красно-черная джовианская колесница совершила маневр, известный как «Неблагосклонная девушка». Презрев свое выгодное положение во внутреннем круге, джовианец резко свернул к приближающемуся второму колесничему, сильно отбросив таддрийца. Удар разбил бок охристо-коричневой колесницы, она отлетела в сторону, и благородного разбойника стиснуло в ее сверкающей золотой пасти. Но когда джовианец вильнул обратно, чтобы вернуть себе удачное положение, отт прорвался во внутренний круг, снова став первым.