Читать книгу - "Маятник - Степан Вартанов"

— Вызвать бы в школу твоих родителей… — буркнула мама.

— Моих вызови, — тут же предложил папа. Мама вздохнула. Вообще они постоянно друг над другом подшучивали и получали от этого огромное удовольствие. Особенно когда начинали выяснять, кто из них работает в сфере образования (папа утверждал, что это именно он), а кто — в сфере надзора и подавления свободы личности (папа утверждал, что мама).

Собственно, они и познакомились, когда папа исполнял свои обязанности — остановил на улице девушку со странным свертком за спиной. Мама в те годы была ХИщницей, то есть играла в ХИ, «хоббитские игры», а папа был еще только сержантом.

«Девушка, что это у вас за спиной?»

«Меч».

«Э… ваши документы!»

Потом папа тоже ездил на ролевки в лес за компанию, хотя по-прежнему считал, что мечи и луки против табельного оружия — полная ерунда… Особенно если мечи и луки находятся в руках у толкинутых граждан.

— Ладно, — прервал их перепалку Ромка. — Объясни, почему книги про попаданцев — это не литература.

— Уточню, — заметила мама. — Не все книги про попаданцев, а только про попаданцев в Великую Отечественную… Потому что используют запрещенные приемы. А литература, она…

— Какие-такие — запрещенные? — удивился Ромка.

— А вот такие. Тебя, молодой человек, всю жизнь учили, что Россию надо защищать, так?

— Надо, — согласился Ромка, все еще не понимая, куда клонит его оппонент.

— Вот это они и используют. Ты не думаешь, принимая правила игры. Это называется — манипуляция. Поэтому, когда ты читаешь, как очередной попаданец передает Сталину чертежи атомной бомбы, ты считаешь, что все хорошо и правильно.

— Понял, — сказал Ромка. — Я…

— Ну-ну, сформулируй.

— Я… то есть он, попаданец, не задает себе вопросов. Вот. Только он и не должен, если он родину защищает.

— В жизни, да, не должен. А в книге?

— А какая разница? — удивился Ромка. — Книга, жизнь. Сама учила: типические характеры в типических обстоятельствах — это и есть настоящее эльфийское фэнтези.

— Вот теперь он тебя точно уделал, — сказал папа, смеясь.

Мама вздохнула. Неуважение что Ромки, что его брата Петьки к Литературе с большой буквы служило для нее постоянным источником огорчения. А что делать — дети пошли в папу.

— Уделал, — согласилась она. — Но сути дела так и не понял.

— Нет, — возразил папа, — это не он не понял, это ты не сумела объяснить. И кстати, ты не права: в доброй половине книг про попаданцев не ставится задача передать Сталину технологии двадцать первого века. Часто попаданцы — это просто попаданцы, как та сигара. Себя показать, мечом помахать.

— Какая сигара? — удивился Ромка.

— Потом расскажу, не отвлекайся.

— Если, — сказала мама, — книга написана, чтобы попаданец просто помахал мечом, то грош ей цена.

— Янки, — сказал папа. — При дворе короля Артура. Покажи мне там сверхидею.

Мама задумалась.

— Это просто хорошо написанная книжка, — сказала она наконец.

— Ага. Талантливый автор пишет про «мечом помахать» — и ведь получается-то как!

— Я бы сказала, что это исключение…

— Привести тебе еще десяток примеров?

Мама вздохнула. Интерес к фантастике привила своему супругу именно она и теперь пожинала печальные плоды просвещения.

— Значит, мораль в книге не нужна? — уточнил Ромка. — Ну эта… сверхидея.

— Не обязательна, — поправил папа. — Как в драке не обязательно использовать ноги. Но с ногами получится лучше.

— Мужлан, — сказала мама.

— Спасибо. Кстати, он так ничего и не понял.

— Тогда твоя очередь.

Папа вздохнул, потянулся за пультом и выключил телевизор.

— Есть, — сказал он, — одна книжка про попаданцев, есть. Которая таки сподобилась и стала классикой. Но в ней нету одного важного момента, который есть в настоящих попаданческих книгах. А другой важный момент, наоборот, есть. И в этом все дело.

Некоторое время его слушатели потерянно молчали.

— Это что было? — нахмурилась мама. — Это был великий и могучий язык милицейских отчетов? Переведешь?

— Какая книга? — прямо спросил Ромка.

— Ах да. Забыл сказать. «Трудно быть богом».

— Это не… — начала было мама, но затем замолчала, задумавшись. — А ведь и верно, — сказала она после паузы. — Что-то здесь есть.

— Я так и сказал, — усмехнулся папа.

— А что за два важных момента? — нетерпеливо спросил Ромка. — Ну, ты говорил, что один есть, а другого нет?

— Ага. Нет чувства, что это твой дом.

Папа покосился на телевизор, где, по всем признакам, «Спартак» уже должен был продолжить начатый в первом тайме разгром дорогих немецких гостей, явно собираясь провожать их до самого Берлина, дабы водрузить над рейхстагом красно-белый флаг с ромбиком и буквой «С», вздохнул и, решив, видимо, что воспитание сына важнее, продолжил:

— Румата этот, то есть Антон, он любит людей. Он вообще показан нормальным здешним ботаником, только с мечом. Ему их жалко. Ему не нравится драться. То есть Стругацкие не пытались привлечь тебя, о юный читатель, сценами мордобоя.

— Это первое отличие? — уточнил Ромка.

— Нет, — сказал папа. — То есть это тоже отличие, но оно больше говорит о том, как и для кого они пишут… А по делу… Первое отличие в том, что Румата ненавидит Арканар.

— А… ага, — только и сказал Ромка. — Да. Точно. И что?

— И глядя, как горит этот ненавистный ему город, он не чувствует, что жгут его дом. Понимаешь? А вот когда попаданец видит, как зондеркоманда собирается сжечь деревню в Белоруссии, то ему сложнее абстрагироваться… Ты ведь знаешь такое слово?

— Знаю, — буркнул Ромка. — Все равно хорошая книжка.

— Опять ты ничего не понял. Книжка хорошая. И там по ходу надо было сделать так, чтобы герой мог смотреть на события со стороны. Так что возможность абстрагироваться — это не минус, а плюс. И вполне возможно, Стругацкие специально так сделали.

— Ага. И он все равно съехал с катушек.

— Я бы сказал: встал на катушки, — пожал плечами папа. — Все зависит от точки зрения.

— Ага. А второе?

— Что — второе?

— Отличие?

— Ну, это ты мог бы и сам. Румата ду-ма-ет. Нравственный выбор, то-се. А попаданцы действуют по шаблону.

— Мы об этом уже говорили, — осторожно сказал Ромка. — Я сказал, что так и надо, если родина. А ты… или мама, вы меня уже запутали, короче, кто-то сказал, что в жизни да, а в книге нет.