Читать книгу - "Знак Огня - Роберт Говард"

— Человека по имени Багила я не знаю, — ответил американец. — Да и вообще я не был знаком ни с кем из твоих людей, никто мне не выдавал ваших секретов, никто не посвящал меня в ваши тайны. Да и зачем? Я не нуждаюсь в агентах, предателях и информаторах, я все узнаю сам. И пришел я сюда лишь потому, что мне потребовалось надежное убежище. В Кабуле я впал в немилость, и англичане расстреляют меня на месте, если я окажусь в их руках.

Одной из самых достоверных легенд среди тех, что витали вокруг Гордона, была его так называемая вражда с британцами. Это объясняло его неофициальный статус, отказ носить какую бы то ни было форму, и предоставляло ему право действовать невзирая на все нормы и правила этикета. Не испытывая и не изображая никакого почтения к зажравшимся, самодовольным, набивающим свой карман за счет казны и ограбления местных племен колониальным чиновникам, как гражданским, так и военным, он в ответ был вознагражден их лютой ненавистью за то, что нередко его деятельность сводила на нет все их усилия по обделыванию тех или иных грязных делишек. Поэтому легенда о враждебности Гордона к англичанам родилась и вполне искренне подпитывалась теми, кто по своей недалекости полагал, что представляет здесь, в Азии, Британскую империю. Но те, кто на самом деле правил колониями Англии в Индостане, ее союзниками и противниками в других частях Востока, предпочитали делать это, не афишируя своего влияния. И эти люди знали, что представляет собой Аль-Борак и каковы его истинные цели и убеждения. Не всегда сильные мира сего одобряли методы действия Гордона, но тем не менее не отказывали ему в своей дружбе и уважении, пользуясь время от времени его помощью в решении самых щекотливых вопросов.

Правитель Шализара не был посвящен в такие тонкости. О Гордоне он знал достаточно — достаточно для того, чтобы списать его видимую «ненависть» к англичанам на вполне естественное к ним отношение уроженца Нового Света. Зная Аль-Борака по легендам и рассказам, порой откровенно лживым, порой весьма правдоподобным, перс составил свое представление о нем как об еще одном авантюристе, не подчиняющемся ничьей короне и никаким законам, а значит, и не находящемся под чьей-либо официальной защитой. Вот почему его не удивило, что в конце концов этот белый впал в немилость у сильных мира сего и оказался вынужден искать себе убежище.

Неожиданно шейх произнес несколько слов на древнеперсидском языке. Угадав намерение шейха, Гордон сделал вид, что не знает этого языка, в очередной раз убедившись в том, что хваленая восточная хитрость порой бывает по-детски наивна.

Шейх обратился к одному из чернокожих рабов. Тот почтительно кивнул головой и, сняв с перевязи серебряный молоток, ударил им в позолоченный гонг, скрытый в стенных портьерах. Не успело затихнуть прокатившееся по залу эхо, как бронзовые двери чуть приоткрылись — ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель боком проскочил худенький невысокий человечек в простых по покрою, но сшитых из хорошего шелка одеждах. Перс по национальности, как и его правитель, он подошел к трону и низко поклонился. Шейх обратился к нему по имени, назвав Мусой, и спросил на языке, знание (или незнание) которого Гордоном он только что проверил:

— Ты знаешь этого человека?

— Да, Ваше Величество. Это…

— Не произноси его имени! Он не понимает нас, но, услышав свое имя, он догадается, что мы обсуждаем его персону. Скажи мне, Муса: наши разведчики докладывали о нем?

— О да, Ваше Величество. Последнее сообщение из Кабула касалось и его. В ночь покушения на эмира афганского этот человек беседовал с ним один на один. Примерно за час до покушения. Покинув дворец, он уехал из города. Где-то через полчаса его, в сопровождении еще троих всадников, видели на дороге, ведущей к городу Кхору, вотчине мятежного Бабер-хана. Вдогонку ему из Кабула была послана кавалерия, но преследователи либо прекратили погоню, либо были перебиты стражей Кхора. Точно это пока не известно.

— Похоже, что он не врет, утверждая, что пришелся не ко двору в Кабуле и был вынужден срочно бежать из столицы, — пробормотал шейх.

Развалившись на диване, Гордон всем своим видом изображал, что не понимает, о чем говорят персы. Про себя же он отметил, что, во-первых, система разведки Избранных оказалась куда более развитой, глубоко внедренной и эффективной, чем он предполагал, и, во-вторых, целый ряд обстоятельств и цепь совпадений удачно сложились в его пользу. Для этих людей было вполне понятно и объяснимо его исчезновение из Кабула, якобы по причине изменения в отношении к американцу правителя страны. То, что при этом он подался в стан мятежников, только подтверждало эту версию, как и факт «погони» королевской кавалерии.

— Можешь идти, — произнес шейх. Муса еще раз поклонился и безмолвно покинул зал. Правитель еще немного помолчал, а затем, изображая, что, хорошенько подумав, он принял-таки решение, заявил:

— Я склонен поверить в то, что ты говоришь правду. Ты бежал из Кабула, бежал в Кхор, где вряд ли приняли бы кого-либо из верных эмиру людей. Твоя вражда с интриганами давно всем известна… Что ж, такие люди нам нужны. Но — предупреждаю сразу: я не могу посвятить тебя в члены нашего братства, пока почтенный Багила не увидит и не проверит тебя. Сейчас его в Шализаре нет, но завтра к утру он вернется. А пока что я все же хотел бы выяснить, как, где и когда ты узнал о нашем братстве и нашем городе.

Гордон пожал плечами:

— Разве у гор есть от меня секреты? Я слышу, как спешат мне их поведать крылья ветра, играющего в ветвях цветущего тамариска и жестких колючках саксаула. Ведомы мне и тайны воя волков и рыка барса. Но, само собой, не сторонюсь я и тайн, что раскрываются и выбалтываются у костров и очагов, которые освещают и согревают людей, ночующих в переполненных караван-сараях…

— Раз так, то тебе известны и наши цели, наши намерения?

— Я знаю, как вы себя называете. А еще мне известно, что некогда существовал где-то в горах другой город, которым правили эмиры, называвшие себя шейхами Аль-Джебаля, что означает: древний народ гор. Их подданных называли ассасинами, то есть убийцами. Эти люди курили коноплю, гашиш, употребляли опий, а их жестокие убийства наводили страх на всю Западную Азию.

— Да! — сверкнув глазами, воодушевлено воскликнул перс. — Сам Саладин их боялся. Крестоносцы — даже крестоносцы! — боялись их. При одной мысли об асасинах вздрагивали от ужаса эмиры Дамаска, халифы Багдада, султаны Египта. Все они, и даже сельджуки, платили дань шейхам Аль-Джебаля. Шейхи не выводили в поход больших армий. Они сражались ядом, огнем и магическим трехклинковым кинжалом, разящим из темноты. Их гонцы в черных плащах с алой подкладкой, словно посланники самой смерти, проникали повсюду и наносили неотразимые удары. Погибали один за другим монархи, правившие в Каире и Иерусалиме, Самарканде и Бухаре. Великий шейх Аль-Джебаля — Хасан ибн Сабах — воздвиг на горе Арамут в Персии огромный город-замок с потайными, скрытыми от посторонних глаз садами. В этих садах его подданным дозволялось вкусить райских наслаждений. В этих садах для них танцевали стройные, как феи, девушки, легкий ветерок кружил над землей лепестки цветов, а в воздухе витал чарующий запах гашиша.