Читать книгу - "Око за око - Гарри Тертлдав"

— С тобой все в порядке, дорогая? — с тревогой спросил Сэм.

— Думаю, да, — ответила она. — Но я не уверена. Мне еще не приходилось рожать детей. Неужели я должна чувствовать себя так, словно по мне проехал паровой каток?

— Я знаю об этом еще меньше, чем ты, но если верить моей матери, именно так и должно быть.

— Хорошо. Мне хочется немного отдохнуть, пока ребенок спит, а потом, если он не проснется, я бы приняла душ. Благодарение небесам, источники дают нам горячую воду — никогда еще я не чувствовала себя такой грязной. Это была тяжелая работа.

— Я люблю тебя, милая. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку, а потом повернулся и сурово погрозил пальцем Джонатану. — А ты, парень, помолчи немного. — Он рассмеялся. — Вот, я уже показываю нашему сыну, кто здесь босс.

— А это и так ясно — он. — Барбара закрыла глаза.

Сэм уселся на единственный стул, имевшийся у них в хозяйстве, а Барбара почти сразу заснула. Ее медленное, глубокое дыхание странным образом сливалось с быстрыми, неровными вдохами Джонатана. Ребенок спал беспокойно, постоянно ерзая, иногда принимался сосать простыни или одеяло. Периодически Игер подходил, чтобы на него посмотреть. Он пытался понять, на кого похож Джонатан, однако ни к какому определенному выводу так и не пришел. Ребенок казался ему каким-то сплющенным. Даже голова. Впрочем, врач и сестры ничего не сказали, значит, все в порядке.

Примерно через час Барбара потянулась и сказала:

— Он похож на маленького ангела, правда? Пойду, помоюсь. Постараюсь долго не задерживаться. Если он проснется, возьми его на руки.

Сэм об этом как-то не думал. Он собирался покинуть Барбару на неопределенный срок, но она женщина. Считается, что именно женщины должны ухаживать за детьми. А что он будет делать, если Джонатан заплачет?

Джонатан заплакал. С минуту он лежал тихо, пофыркивая и постанывая, а потом завыл, как сирена, предупреждающая о налете авиации. Сэм подхватил его на руки, стараясь поддерживать головку, как показал ему врач, и сразу обнаружил, что ребенок мокрый.

Рядом с колыбелькой лежала стопка пеленок; на комоде были приготовлены английские булавки. Сэм снял пеленку и обнаружил, что Джонатан не просто мокрый — к пеленке прилипла какая-то масса. Сэм захлопал глазами: почему она имеет зеленовато-черный оттенок? Он не знал, но решил считать это нормальным, пока его не убедят в обратном.

Он вырос на ферме и привык иметь дело с самой разной грязью. Сэм вытер сыну попку, отчего Джонатан завопил еще громче, сложил пеленку в виде треугольника и завернул в нее ребенка. Он умудрился уколоться только один раз, застегивая булавку, и посчитал это победой. Врач не сделал мальчику обрезание. Впрочем, Сэму его тоже не делали, поэтому он не стал тревожиться. Джонатан продолжал вертеться.

— Все в порядке, приятель, — сказал Сэм, покачивая младенца на руках.

Постепенно ребенок успокоился и заснул. Сэм осторожно положил его в кроватку. Мальчик не проснулся. Сэм чувствовал себя так, словно ему удалось поймать решающий мяч.

Вскоре вернулась Барбара.

— Он все еще спит? — воскликнула она, взглянув на ребенка.

Сэм показал эмалированное ведро, в которое бросил грязную пеленку.

— Я справился! — объявил он и вдруг вспомнил про Остолопа Дэниелса — интересно, что он сейчас делает?

В последнее время из Чикаго приходили обнадеживающие новости, однако там все еще шли тяжелые бои.

— Как жаль, что завтра тебе нужно возвращаться, — сказала Барбара, когда они укладывались в постель.

— Я бы и сам с удовольствием остался, — вздохнул Сэм, передавая жене подаренную врачом сигару — они курили ее по очереди. — Но я ничего не могу поделать. Нам еще повезло, что доктор Годдард вообще меня отпустил.

К тому моменту, когда он выполз из постели на следующее утро, Сэм уже сомневался в том, что ему не хочется уезжать. Теперь отъезд больше походил на спасение. Он предполагал, что Джонатан проснется ночью пару раз. Чего он никак не ожидал — судя по ее несчастному виду, Барбара тоже, — так это способности младенца будить их, не просыпаясь самому. Любой звук — легкое сопение или всхлипывание — моментально заставлял молодых родителей вскакивать с широко раскрытыми глазами. В большинстве случаев оказывалось, что они могли спокойно спать дальше.

Сэм медленно одевался. Ему казалось, что будто он попал на дно океана и на него давит толща воды. Барбара выглядела и того хуже.

— Господи, — хрипло пробормотал он, — как жаль, что у нас нет кофе.

— Да, я бы тоже не отказалась от чашечки, — вздохнула Барбара и с трудом улыбнулась. — И все же во всем есть свои плюсы — тебя не будет мучить похмелье, а я не стану тревожиться относительно твоей поездки. Нехватка спиртного пришлась кстати.

— Я уже забыл, когда в последний раз мучился от похмелья, — проворчал Сэм, обнял жену и улыбнулся. — И мне больше не мешает твой живот.

— Я все еще такая толстая… — ответила Барбара. — Надеюсь, что к твоему возвращению я похудею. — Она покачала головой. — Нет, не так, получается, что тогда я слишком долго тебя не увижу, а мне ужасно хочется, чтобы ты побыстрее вернулся. Я люблю тебя, Сэм, а Джонатану необходим отец.

— Да.

Ребенок спал. Игер поцеловал кончик пальца и провел им по щеке мальчика.

— Пока, приятель. — Он снова обнял Барбару. — До свидания, дорогая. Я тоже тебя люблю. — Вздохнув, Сэм выскочил из комнаты в коридор и торопливо зашагал к лестнице.

У него за спиной послышался повелительный голос Страхи:

— Я должен заявить, что вопли твоего птенца мешали мне спать. Не сомневаюсь, что от них страдали и другие самцы Расы, живущие на этом этаже. Как долго мы будем терпеть ужасную какофонию?

— Ну, около шести месяцев, — весело ответил Сэм. — Это примерно год по вашему календарю, не так ли? Пока. Я возвращаюсь в Миссури, подальше от шума.

И он начал быстро спускаться по лестнице, оставив за спиной недовольного капитана.

* * *

Георг Шульц крутанул пропеллер У-2. Пятицилиндровый радиальный двигатель Швецова сразу заработал. Из-за воздушного охлаждения он гораздо лучше чувствовал себя зимой, чем моторы других самолетов. Когда становилось особенно холодно, масло застывало, но сегодня погода была вполне приличной. Однако Людмила Горбунова не сомневалась, что зима еще преподнесет им немало неприятных сюрпризов.

Шульц быстро отскочил в сторону. Людмила отпустила тормоза, и «кукурузник» покатил по неровной взлетной полосе. Когда самолет набрал достаточную скорость, она потянула рычаг управления на себя, и самолет начал медленно набирать высоту. Всякий раз, когда она поднимала в воздух свой маленький биплан, у нее возникало ощущение, что если бы она раскинула руки в стороны и побежала, то и сама могла бы взлететь.

Воздушный поток от винта грозил заморозить щеки и губы — все остальное лицо было надежно укутано от холода. Людмила сделала широкий разворот и полетела на юг. Георг Шульц уже ушел. «Наверное, направился в постель к Татьяне», — насмешливо подумала Людмила. Но он прав: ей не на что обижаться. Она не хотела’ Шульца и испытывала облегчение — наконец он перестал к ней приставать.