Читать книгу - "Страсть в живописной технике - Анна Владимирова"

Потянулись дни.

Мою комнату, как я и просила, превратили в мастерскую. Вынесли из нее всю мебель, оставив лишь голые стены, на которые теперь опирались полотна разного размера: чистые и наброски, ждущие своего часа превратиться в картины с эмоциями и сюжетами. Окна я никогда не закрывала, поэтому запахи растворителя и красок не раздражали, а лишь создавали любимую творческую атмосферу. Ту, в которой казалось, все возможно.

Джиджи неожиданно оценил бусы из цветных стеклышек на окне, и теперь часами наблюдал за их покачиваниями и блеском солнечных лучей в неровных краях и щербинках. Странно, но копировать увиденное не спешил: то ли не мог, то ли не хотел. Звездным небом тоже перестал притворяться.

Мне казалось, что он так и не пришел в себя окончательно. По-прежнему был непривычно молчалив и апатичен. Вылитая медуза.

Я почти не выходила из комнаты. Два матраса на полу заменили мне кровать, а Эрику – больничную койку. Старалась сделать все, что в моих силах. Разговаривала с ним, рисовала, обсуждая процесс, читала книги о художественном искусстве вслух, держа его за руку. Иногда просто тихо просила вернуться.

Чувствовала себя рыбой, выброшенной на на песок. Казалось, что я бьюсь с обстоятельствами, но заведомо бесполезно. Все вокруг казалось чужим. Душой я стремилась далеко отсюда, оттого не находила себе места и в родном доме. Мне казалось, что я просто никак не вписывалась в композицию некогда родной картины. Меня швырнули в нее, как кляксу, по ошибке и недосмотру. Капли-кляксы на стене моей квартиры в Миарранде и то больше походили на авторскую задумку!

Отец проникся моим опытом и корил себя за то, что не подумал обсудить со мной манипуляции с имплантами Эрика заранее. Сказать, что он был удивлен – не сказать ничего. Тот факт, что Эрик умудрился сам вывести свои из строя, поразил его больше всего. Но дальше деловых разговоров у нас с ним так и не двигалось. Мы виделись вечерами на кухне, обсуждали прошедший день и состояние Эрика. Он приходил к нам осмотреть его перед сном, и мы расставались до следующего дня.

Все больше я обращалась к обычному листку бумаги и карандашам. Могла долго выводить и переплетать какие-то узоры, оживлять их очертаниями цветов или резко обрывать непонятными завитушками. Пока однажды меня не осенило: я рисовала узоры-татуировки на руках Дэйрана. Вспоминала каждую линию и знак, оберег, как объяснила Алика. Когда поняла это, почувствовала, что не могу больше. Мне показалось, что во мне вот-вот что-то хрустнет и обломается от бессилия и безвыходности. Мне срочно было необходимо обезболивающее!

К счастью, пригласить к себе «специалиста по маникюру» не составило труда. Охранник лишь задержался взглядом на выразительных рисунках-татуировках, которыми были покрыты все открытые участки тела моего «специалиста». Кроме, разве что, лица. Девушка лишь невозмутимо поправила внушительный рюкзак на плечах и очаровательно ему улыбнулась, от чего он нахмурился еще больше, но все же пропустил посетительницу.

Если у Алики узоры на руках Дэйрана заняли несколько дней, то мой был готов за несколько часов. На живую, конечно, делать тату я не решилась. Но эффекта это не уменьшило. Уже вечером, рассматривая результат, чувствовала, как становится легче. Яркие сочные цвета и замысловатые символы теперь красовались от левого плеча и до самой кисти, без пробелов, точно копируя оригинал. Хоть так, но я могла побороться за свою прежнюю жизнь и за место Дэйрана в ней.

Райан не трогал меня. Потребовал только, чтобы я прошла обследование в клинике, и то лишь на третий день после нашего возвращения из лаборатории. На этом и успокоился. Даже про татуировку ничего не сказал, едва удостоив обновку взгляда. И больше я его не видела.

До сегодняшнего вечера.

Я не слышала, как он зашел. Когда обернулась, увидела его у двери, задумчиво смотрящего на меня. Одет он был непривычно: в светлые джинсы и белую рубашку. Обувь снял у входа в комнату и теперь стоял босиком.

Странно, но я ничего не почувствовала: ни испуга, ни гнева, как раньше.

– Чай будешь? – спросила, опуская скрещенные ноги.

– Ты хоть что-то, кроме чая, употребляешь? – не утрудился он ответом.

– Доложили? – беззлобно усмехнулась, вставая.

– По тебе и так видно, – он шагнул в комнату, осматриваясь.

– Ты по какому вопросу?

Потянулась, разминая затекшие плечи и скосила глаза на оживившегося Джиджи. Медуза высунулась из банки и настороженно изучала пришельца, не спеша принимать никаких хроматических решений.

– Чая захотелось, – вдруг усмехнулся он, не спускал с меня заинтересованного взгляда.

Наверное, будь я в здравом уме, стоило насторожиться. Но с недавнего времени мне было все равно. Райан опустил глаза на киборга и сощурился в своей любимой манере:

– Какие прогнозы?

Я молча присела рядом с Эриком и поправила капельницу.

Весь наш день с ним был расписан по часам: капельницу сменяла инъекция, и так несколько раз. Они поддерживали тело киборга в порядке, а также ускоряли регенерацию поврежденных током нервных тканей.

– Никаких, – ответила тихо.

– Пойдем, пройдемся, – после небольшой паузы, предложил-приказал он.

Кинула взгляд на капельницу: время было предостаточно. Пока делала чай на кухне, Райан стоял в дверях и не спускал с меня взгляда. Я чувствовала его внимание и неосознанно думала о его причинах. Зачем он пришел? Что хочет увидеть?

Кажется, он все же заставил меня начать нервничать.

– Какой будешь? – спросила не глядя, открывая шкаф.

– Ты правда не помнишь? – вдруг отозвался он совсем рядом.

Я съежилась и обернулась. Райан стоял в шаге от меня, убрав руки в карманы, и всматривался в мое лицо.

– Нет, – пожала плечами.

– Я не пью чай, – после некоторой паузы выдохнул он, грустно улыбнувшись уголками губ.

– Ты же говорил… – нахмурилась я, раздражаясь.

– Я много всего говорил в последнее время.

– Хочешь попросить прощения?

Было неприятно это осознавать, но я слишком хорошо его понимала! Он говорил, казалось, о чем-то своем, но я видела, как разрывают его противоречивые эмоции и чувства. И пришел он лишь для того, чтобы хоть как-то их усмирить и понять самому. Ему было плохо. Не так, как мне, конечно. На такую глубину эмоций он был просто не способен. Хотя, откуда мне знать?

– Нет, – покачал он головой. – Пока нет.

Вот что можно сделать с железобетонной невзрачной стеной? Ничего, кроме как надругаться над ней каким-нибудь граффити! С каким бы удовольствием я сейчас вывела на ней пару заковыристых стилизованных ругательных фраз!