Читать книгу - "Двойники - Ярослав Веров"

— Хочешь историю о старом сабинянине?

— О ком? — лениво спрашивает она и трется щекой о его плечо.

— Слушай.

ЛЕГЕНДАРНАЯ ИСТОРИЯ О СТАРОМ САБИНЯНИНЕ

Как известно, римляне, прибыв из разрушенной Трои на Апеннины, не привезли с собой ни одной женщины, так как женщинами завладели ненасытные греки. С целью продолжения рода будущие римляне дерзко похитили у местного племени сабинян всех их сабинянок. И стали жить-попивать, государство Римское строить-развивать.

А между тем среди сабинян имелся некто по имени Корд. И вот явился он однажды, уже на старости лет, в дом похитителя своей дочки и обратился к тому с такими словами:

— Ты, беспутный римлянин! Мало того что ты украл у меня мою единственную дочь и тем лишил меня опоры в преклонных летах! Но ты ни разу не воздал мне почестей, не оказал сыновьего уважения, ни разу ты не прислал мне подарков и денег. Ты даже в дом свой меня ни разу не пригласил, и нет мне здесь места для ночлега. Но ничего, чтобы переночевать у тебя в доме, мне не нужны ни мягкое ложе, ни жесткая циновка. Мне достанет обычного ржавого крюка, а веревка, она у меня всегда с собой!

Посмеялся римлянин над его речами, мол, что возьмешь со старого пня, махнул рукой да и ушел в Сенат заседать. А Цимбр направился…

— Разве Цимбр? Ты же говорил — Корд?

— Ну да. Вот он и направился прямиком на кухню — ну, ты хорошо знаешь эти римские кухни, с дырой в потолке вместо дымохода, с лоснящимися от жира, забрызганными кровью стенами и огромным открытым очагом, над которым под потолком висит балка с железными крюками для копчения рыбы… И вот достает наш Фланк…

— Кто?

— Сабинянин, кто ж еще, веревку и вешается на крюке. Под вечер на кухню являются повара, рабы с вечерним уловом тунца. О Юпитер-громовержец! Крики, шум. Прибегает хозяйка, узнает в висящем отца. Натурально, падает и бьется в истерике. Тут к ужину возвращается наш законодатель. Незадачливого сабинянина вынимают из петли. По наступившему окоченению узнают, что старикан уже спустился в Аид, и призывают шамана из этрусков. Этруски — это тоже местный, но очень древний народ. Все — сплошь шаманы. Тот, разумеется, пожимает плечами, мол, медицина бессильна, и уходит. Вот тут-то покойный открывает глаза, встает и, обращаясь к хозяину дома, говорит: «Зачем ты меня разбудил, мерзавец? Я же предупредил тебя, что для ночлега с меня достанет крюка и веревки. Так ты, зятек дорогой, и крюка на меня, отца матери твоих детей, пожалел? Тьфу и еще раз тьфу на тебя, на весь твой дом и весь род твой, мерзавец!» С тем и удалился.

Происшествие это в скором времени взбудоражило весь Рим, от Капитолийского холма до Бирюзовой гавани, ибо наш Фавст подал в суд на зятя, обвинил того в нарушении семейного кодекса и предал огласке всю эту вопиющую историю с крюком.

Случилось нашему старому Титу проходить базаром, где он был узнан кухаркой зятя. Собралась толпа; шум поднялся небывалый. Одни вопят «позор лгуну!», другие зубоскалят и пальцами тычут: «Эй, Авл, покажи-ка нам, как спать с помощью крюка и веревки!» Третьи ничего не кричат, но швыряют в него несвежими плодами нагуайи и зелеными помидорами.

На суде старому сабинянину никто не верит. Судья отказывается рассматривать дело, публика ропщет. Между тем наш Аппий зычно обвиняет зятя и поносит его последними римскими словами. Наконец решают — изгнать истца из суда, а дело закрыть за нелепостью оного.

«Не верите мне? Будь по-вашему!» — говорит сабинянин, веревку достает и шагает с капитолия прямо в толпу. Толпа расступается, он же направляется к священному капитолийскому дубу, залазит на сук, вяжет веревку, надевает на шею петлю. И прыгает вниз. Пораженные римляне отчетливо слышат хруст позвоночного ствола. Женщины плачут: «Довели беднягу». Подоспевшая стража вынимает висельника из петли и кладет на землю. О боги! Тот встает, потягивается и, нимало не смущаясь, сообщает: «Вот видите, я же говорил».

Все досточтимые квириты всей римской общиной решают: немедленно закопать оного Гнея, как он есть — живой или прикидывается — в землю. Глубокая яма и тяжелый камень с надписью: «Старый сабинянин». И простоял тот камень там тысячелетия. И вот недавно я обнаруживаю в газете — на Авенине решили возвести очередной «хилтон». Первым делом пускают археологов. Те снимают слой за слоем и обнаруживают камень с сакраментальной надписью. А под ним никаких останков старого сабинянина. Вот так-то, дорогая, понимай так — путешествует наш Пиктор и ночует, полагаю, по-прежнему на излюбленных крюках, вот хотя бы таких как этот, — Марк небрежно указал на крюк, торчащий из потолочной балки.

Она посмотрела на крюк и передернула плечами.

— Бр-р. Ну, история. Откуда ты ее знаешь?

— Ха! Страшно? Только что сочинил.

— Сочини-ил? Совсем неинтересно.

— История задокументирована древними историками. Из всей истории я сочинил лишь имена — настоящее имя старого сабинянина до нас не дошло. Между прочим, он всплывал еще и в восемнадцатом веке, в Швеции, под именем Густав.

— Врешь ты всё.

— Может быть, и вру. Вот хочешь настоящую легенду? Кроме шуток, в местном путеводителе вычитал. События разворачивались буквально в этих местах. Называется «Легенда о добродетельном гражданине, его быке и дочери». Итак, давным-давно, в здешних местах обитал народ, любимой потехой которого был бой быков. На рога им вязали специальным образом веревку и заставляли ее перетягивать. Побежденным считался тот, у кого рог сломается.

И был у одного гражданина на диво могучий бык, непобедимый. Гражданин любил быка, холил и нежил. Но время шло. Однажды, в канун летнего солнцеворота, когда как раз начинались главные бои, гражданин обнаружил, что бык его постарел…

— Как, вот так сразу — взял и постарел?

— Не сразу, конечно, но сдал сильно. И, жалея животное, он не допустил того биться. А бык обиделся и в тот же день ушел. Три дня добродетельный гражданин ожидал, что бык вернется и взывал к богам, отправил на поиски всех слуг и домочадцев, но тщетно. А на четвертый решил принести в жертву свою дочь. Он привел ее вот на этот самый берег, туда, — Марк махнул рукой в сторону невидимого сейчас черного мыса, выдающегося далеко в море, — связал надежно, посадил в воду у берега и рассудил так: «Если до того, как поднимется прилив и поглотит мою дочь, бык воротится ко мне, значит, мой бык простил меня, значит, богам неугодна моя жертва. Если нет — да будет так, как будет».

Он удалился домой и ждал, и прошло время прилива, и еще день прошел, и ночь, но бык так и не явился. Тогда гражданин идет к морю и бросается с той скалы вниз головой; упал в воду и окаменел — с тех пор там из воды торчат два камня, потому как дочь его тоже окаменела, когда прилив захлестнул ее. А бык и не мог прийти: его нашли пастухи на дне ущелья — сорвался с горной тропы в пропасть. М-да, таков пафос легенды: очень человеколюбивый и добродетельный был этот гражданин, ибо себя в этом мире он ставил только на третье место. Превыше всего он любил быка, затем свою дочь и уже потом себя самого. И когда лишился обоих, то и себе отказал в жизни. Какова сказочка?