Читать книгу - "Геносказка - Константин Соловьев"

Пусть даже короли Гунналанда более терпимы к порождению генетической скверны, чем охранные сервы Мачехи из Шлараффенланда или лаленбургские монахи, даже у их терпения имелся предел. Предел, к которому очень близко подошла одна нетерпеливая и самонадеянная геноведьма из Вальтербурга. Разумеется, геноведьмы редко задумываются о таких мелочах. Из-за чего их периодически сжигают на площади или протыкают вилами.

Человек из дерева! Даже мысль об этом была отвратительна и противоестественна. Разумное существо, не имеющее и толики человеческого геноматериала!.. Даже в кишащем мулами Гунналанде такая мысль сама по себе была кощунством.

Ох, Гретель…

— Это омерзительно, — произнес Гензель, взирая на папашу Арло с искренним презрением. — Омерзительно и противно человеческой природе. Уже не говоря о том, что смертельно опасно. Вы даже не представляете, какие деревья попадаются в лесу! Если вас угораздило сотворить подобие мальчика из какой-нибудь ядовитой или хищной древесины…

— Нет-нет-нет, — забормотал старик, выставив ладони в протестующем жесте. — Он с рождения был славным мальчуганом. Он не хищный и не опасный, уж поверьте мне. Не прошло и месяца, как он уже разговаривал. А как исполнился год, вовсю помогал мне, лабораторию знал как свои пять пальцев… Я уже представлял, как к своему ремеслу его пристрою. Интеллект в нем, знаете ли, удивительным был изначально. Схватывал все на лету… Правда, он не был похож на других мальчишек. Это я сразу заметил. Вроде и движения у него человеческие, и голос даже, хоть и скрипит, как ветка на ветру, и взгляд, но вот образ мыслей, характер… Все-таки природы не скроешь. Он ведь лишь внешне человекоподобен, а внутри — внутри все другое. Иная биохимия, иной метаболизм, иное устройство… Ни единой человеческой хромосомы!

— Стоило показывать его в цирке, — сухо заметил Гензель. — Заработали бы больше, чем крутя шарманку.

Старик потупился.

— Он ведь был мне как сын… Правду сказать, рос он своевольным, упрямым, как дуб. Рано начал дерзить, спорить. А что мне было делать? Я человек старый. Не розгами же его сечь? Да и толку? Думал, со временем он подрастет, станет рассудительнее. Но куда там! Чем дальше, тем хуже. Уже в три года Брутто сделался отъявленным хулиганом, первым на улице.

— Почему Брутто? — спросил Гензель, не придумав, что еще спросить.

Старый шарманщик беспомощно улыбнулся сухими губами.

— Это от его полного имени, Бруттино. Видите ли, когда Джуз передал мне полено, из которого Брутто суждено было появиться на свет, оно выпало у него из манипуляторов и треснуло меня по лбу. Ну я тогда и ляпнул: «Славное полено, крепкое, и брутальности не занимать, чуть мозги из головы не вышибло!» Так и стал он Бруттино. Обычное человеческое имя деревянному мальчику носить сложно…

— Дурацкое имя, — бросил Гензель. — Впрочем, не думаю, что дело в имени. Вы попытались вырастить в обществе существо, которое даже на половину ногтя не является человеком. А проще говоря, порождение никому не известных геномагических процессов! Это существо непредсказуемо и может таить в себе любую опасность! Сжечь бы его в печи сразу, а вы его усыновили!

— Это верно, — признал удрученно папаша Арло. — Но кто же тогда думал, семь лет назад… А теперь вот беда. Не уследил я за своим Брутто. Не заметил, когда из сорванца он превратился в преступника. Сам виноват, конечно, старый дурак. Сперва, как я уже сказал, он попросту хулиганил. Дерзил мне, воровал монеты от моей скудной выручки, колотил людей на улице. Я думал, это все возрастное. Все мы были несдержанны в юности. Но вместо этого видел, что человеческого в нем делается все меньше и меньше.

— Поблагодарите судьбу, что не убило ваше полено никого, — посоветовал Гензель хмуро. — А что ключ от дома стащило — ерунда. Сами говорите, что золота не нажили. Послушайте доброго совета, папаша: пустили бы вы это полено на зубочистки, пока не поздно. Я в геномагической науке ничего не понимаю, но что нельзя всякую дрянь тащить в дом и воспитывать — это уж поверьте!

Папаша Арло не выглядел утешенным. Напротив, в его взгляде Гензелю почудилась смертельная тоска.

— Лучше бы убил! — воскликнул он. — Лучше бы меня убил, чем ключ!..

— Да у вас у самого, кажется, термиты в голове завелись! — воскликнул Гензель, теряя остатки терпения, и без того подточенного явлением старого шарманщика. — Что за ключ, про который вы мне толкуете?

— Америциевый, — всхлипнул старик. — От камина.

— Какому дураку взбредет в голову запирать камин на ключ? — удивился Гензель. — Что из него красть? Золу?

— Вы не понимаете! В камине этом — вся моя жизнь! И не только моя, если на то пошло… Камин — самое драгоценное, что у меня есть. И теперь ключ от него неведомо где!

Гензель ощутил внезапное, но оттого не менее приятное облегчение. Картина, полная непонятных и странных штрихов, мгновенно прояснилась. История с разумным поленом, кажущаяся бредом душевнобольного, и в самом деле оказалась бредом душевнобольного. Когда старик, волнуясь, толковал про деревянного человека, Гензель был сбит с толку его напором, но теперь, когда он стал толковать про ключ от камина, ситуация сделалась очевидной.

Нет ничего удивительного в том, что почтенный шарманщик выжил из ума на старости лет. Редко кто, занимаясь геномагией, сохраняет полноценный разум — чары исподволь, год за годом, забирают все человеческое. Старик, в сущности, не виноват в своем недуге. А вот он, Гензель, дал маху, пустив его в дом. Надо было сразу за шкирку и… Не поздно ли сейчас? И одобрит ли Гретель подобные меры?

— Вот что, — сказал наконец Гензель нарочито миролюбивым тоном. — Я сейчас схожу к госпоже геноведьме и спрошу совета по вашему делу, а вы извольте ждать тут.

Папаша Арло с готовностью закивал.

— Быстрее, умоляю вас! Дело жизни и смерти! Мало ли чего он натворит с этим ключом!

— Ждите здесь, — устало попросил Гензель.

2

Лаборатория располагалась в подвале, и, чтобы попасть в нее, пришлось миновать грязную, обильно покрытую пылью и паутиной лестницу. Служанка наотрез отказывалась даже приближаться к обители геномагии, считая, что обратится в клопа, стоит лишь коснуться двери. Ну а сама госпожа геноведьма пыли попросту не замечала. Как и многих других вещей в окружающем мире.

Гензель предупредительно постучал в дверь и, не получив ответа, зашел.

— Сестрица!

Гензель терпеть не мог лаборатории и без существенной причины старался ее не посещать. Он не верил в то, что может превратиться в клопа, он даже знал предназначение некоторых приборов, но все равно, стоило ему оказаться здесь, в царстве булькающих сосудов и чмокающих автоклавов, пыхтящих горелок и шипящих колб, на душе становилось до крайности неуютно.

Словно оказался во рту огромного чудовища и сам не знаешь, когда его угораздит захлопнуть пасть. Кроме того, он знал, что невзрачные на вид жидкости, заточенные в сосуды разной формы и цвета, могут быть смертельными ядами или злокачественными нейроагентами, способными за минуту превратить человека в дергающийся ком бездумной протоплазмы. Тут уж позавидуешь клопу…