Читать книгу - "Сталь остается - Ричард Морган"

Милакар облысел — или почти облысел, — как сам и предсказывал. И, как и обещал, побрил голову.

— Пришел повидать тебя, Грейс, — сказал он, и это было почти всей правдой.

— Значит, повидать меня пришел? — прохрипел Милакар. Они лежали на большой, застеленной шелковыми простынями кровати, вымотанные, мокрые, сплетенные. Он приподнялся, схватил Рингила за волосы на затылке и, протащив лицом по влажному бедру, ткнул носом в дряблую промежность. — Нет, пришел ты вот за этим. Лживый кусок благородного дерьма. Точно так же, как тогда, пятнадцать сраных лет назад, мальчишкой-Эскиатом.

Милакар повернул кулак, больно затягивая волосы.

— Шестнадцать лет. — Рингил сбросил его руку, перехватил, переплетая пальцы, поднес его ладонь к лицу, прижал к губам. Поцеловал. — Пятнадцать было мне, запомни. И больше не называй так.

— Как? Мальчишкой?

— Эскиатом. Сам знаешь, не люблю.

Милакар высвободил правую руку, приподнялся, подпер щеку и посмотрел на лежащего поперек него Рингила.

— Но так зовут твою мать.

— Она за него вышла. — Уткнувшись носом в сырое и теплое лоно Милакара, Рингил смотрел в сгущающуюся у двери темноту. — Это ее выбор, не мой.

— Не уверен, что выбор зависел только от нее. Сколько ей было, когда ее отдали за Гингрена? Двенадцать?

— Тринадцать.

Оба замолчали. С обращенного к реке широкого балкона сочился свет Обруча, ледяной лужицей разливаясь по убранному ковром полу спальни. Створки были открыты, шторы шевелились ленивыми привидениями, и прохладный осенний ветерок остужал тела, еще не кусая их, как было бы в верховьях, у Гэллоус-Гэп, но уже обещая скорый холод.

Рингил поежился, по коже побежали мурашки, на руках поднялись волоски. Он вдохнул кислый, с дымком, запах Грейса, и тот, словно наркотик, перенес его на полтора десятка лет назад. Бурные ночи с вином и фландрином в доме Милакара в районе складов; знакомство с запретным, первый волнительный импульс к исполнению его, Грейса, желаний… Вспомнилось, как ходил за добычей в доки с парнями Грейса; как пробирался крадучись по ночным улицам города; как убегал в панике от стражей, трясясь от страха, когда кого-то ловили… А редкие стычки в темном переулке или в вонючем притоне, иногда с поножовщиной? Все это, включая драки, было так здорово, так круто, что вовсе и не казалось опасным.

— Ты все-таки скажи, зачем пожаловал, — нарушил молчание Грейс.

Рингил перекатился на спину, положил голову на живот партнера. Под сравнительно скромным слоем жирка, что и неудивительно для мужчины среднего возраста, ощущались мышцы. Они лишь слегка дрогнули, приняв на себя дополнительный вес. Потолок в спальне Милакара украшали сцены разнузданных оргий. В одной из них два конюших и служанка вытворяли нечто невероятное с кентавром. Идеальный пасторальный мирок… Рингил невесело вздохнул.

— Надо помочь семье, — уныло сказал он. — Найти кое-кого. Одну кузину. У нее неприятности.

— И ты думаешь, я вращаюсь в тех же кругах, что и Эскиаты… — Живая подушка под головой у Рингила затряслась от смеха. — Увы, ты серьезно переоценил мое положение в нынешнем раскладе. Не забывай, я всего лишь преступник.

— Я уже заметил, как крепко ты держишься за корни. Большой дом в Глейдсе, обед с членами Болотного братства, свой среди своих.

— Может, тебе полегчает, если я скажу, что домишко на улице Большой Добычи остался за мной. И, если позабыл, напомню: моя семья из Братства. — В голосе Грейса прорезалась острая нотка. — Мой отец до войны был проводником.

— Да, конечно, а твой прапрапра… и так далее дед основал город Тре-а-лахайн. Все к тому шло, Грейс. Как ни крути, пятнадцать лет назад ты не посадил бы рядом с собой того урода со столовым ножичком за поясом. И в таком доме жить бы не согласился.

Мышцы у него под головой немного напряглись.

— Я тебя разочаровал? — негромко спросил Милакар.

Рингил продолжал рассматривать потолок и лишь пожал плечами.

— После пятьдесят пятого многое изменилось. Нам всем пришлось как-то выкручиваться. Ты не исключение.

— Какой ты добрый.

— Точно. — Рингил сел. Подобрал под себя ноги. Сложил руки на коленях. Тряхнул головой, убирая упавшие налицо волосы. И повернулся к оставшемуся лежать Грейсу. — Так ты хочешь мне помочь? Найти ту самую кузину?

— Конечно, какие проблемы. — Милакар состроил соответствующую гримасу. — Что у нее за неприятности?

— Цепи — вот ее неприятности. Насколько я могу судить, примерно четыре недели назад ее отправили в Эттеркаль — на аукцион.

— В Эттеркаль? — Беззаботное выражение соскользнуло с лица Милакара. — Продали законно?

— Да. В зачет невыплаченного долга. Канцелярия признала факт продажи, покупателям из Солт-Уоррена моя кузина понравилась, и ее, вероятно, в тот же день заковали в цепи и отправили вместе с другими. Но бумаги то ли подделали, то ли потеряли, или, может, я дал взятку не тому чиновнику. В общем, листок, что мне всучили, нигде не принимают и не признают. В Эттеркале со мной никто и разговаривать не желает. Мне уже надоело быть вежливым.

— Это я заметил. — Грейс задумчиво покачал головой. — Можешь объяснить, как могло случиться, что дочь клана Эскиата оказалась аж в Уоррене?

— Вообще-то она не из Эскиатов, а мне доводится двоюродной сестрой. Она из Херлиригов.

— Ого! Болотная кровь.

— Да. К тому же и замуж вышла неудачно. С точки зрения Эскиатов. — Рингил поймал себя на том, что раздражается все сильнее, однако сдерживаться не стал. — За какого-то торговца. О том, что происходит, Эскиаты тогда не знали, но, откровенно говоря, по-моему, если бы и знали, то, скорее всего, и палец о палец бы не ударили.

— Гм… — Милакар посмотрел на свои руки. — Эттеркаль.

— Вот именно. Помимо прочих, твои старые приятели, Брюзга Снарл и Финдрич.

— Гм…

Рингил прищурился.

— Что такое? Какие-то трудности вдруг возникли?

Молчание. Где-то внизу, на первом этаже, кто-то наливал воду в большую емкость. Милакар, похоже, прислушивался к доносящимся оттуда звукам.

— Грейс?

Глаза их встретились, и Грейс выжал из себя неуверенную улыбку. Таким Рингил его еще не видел.

— С тех пор как ты уехал, Гил, многое изменилось.

— Так расскажи.

— Это касается и Эттеркаля. Солт-Уоррен сейчас совсем не тот, что был когда-то, до Либерализации. Конечно, и тогда о работорговле знали все. Об этом и Поппи постоянно твердил, и Финдрич, когда удавалось его разговорить. — Слова вылетали у Милакара изо рта с такой скоростью, словно он боялся, что его оборвут, не дадут высказаться. — Ты не поверишь, когда увидишь, как там все разрослось. Деньги, конечно, большие. По-настоящему большие. Ни на кринзанзе, ни на фландрине таких никогда не зарабатывали.