Читать книгу - "Дом соли и печали - Эрин Крейг"

– Они ушли с Мореллой. Последняя примерка платьев. – Я подвинулась, прикрыв спиной тумбу.

Верити внимательно смотрела на меня, надув губы.

– Не думаю, что Эулалия обрадуется тому, что ты здесь.

– Эулалии здесь больше нет, Верити.

Сестра растерянно моргнула.

– Сходи-ка посмотри: может, поварихе нужны еще помощники? – предложила я. – Уверена, она даст тебе попробовать глазурь.

– Ты хочешь что-то взять?

– Не совсем. – Я встала, и мои юбки скрыли платок из виду.

– Ты пришла сюда поплакать?

– Что?

Верити пожала плечами:

– Папа так иногда делает. В комнате Авы. Он думает, никто не знает, но я слышу его по ночам.

Спальня Авы находилась на четвертом этаже, как раз над комнатой Верити.

– Я никому не расскажу, честно. – Верити наклонилась вперед, с любопытством оглядывая комнату, но так и не решилась войти.

– Я не плачу.

Сестра протянула руку и поманила меня к себе. Я оставила платок на полу, надеясь, что она ничего не заметит. Верити провела пальцем по моей щеке и с видимым разочарованием убедилась, что она сухая.

– Я по-прежнему скучаю по ней.

– Еще бы!

– Но все остальные больше не скучают. Все о ней забыли. Говорят только про свой бал.

Я обняла Верити за плечи:

– Никто ее не забыл. Нам всем нужно жить дальше, но это вовсе не означает, что мы не скучаем. Мы все очень любим Эулалию.

– Она так не считает.

Я нахмурилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Она думает, что все слишком заняты своей жизнью, чтобы вспоминать о ней.

Верити тревожно оглянулась, словно боялась, что нас могут услышать.

– Элизабет говорит то же самое. Она сказала, что мы все сильно изменились, а она осталась такой же.

– Ты имеешь в виду, в нашей памяти?

Верити замотала головой:

– Нет, когда я ее вижу.

– В своих воспоминаниях, – настойчиво продолжила я.

Верити призадумалась, а потом протянула мне свой альбом для рисования. Однако я не успела взять его: в коридор влетели Розалия и Лигейя, держа в руках целые башни из коробок, на которых были написаны названия нескольких астрейских магазинов.

– О, вы обе здесь, отлично! – крикнула Розалия, распахивая дверь в их комнату. – Всем нужно срочно спуститься вниз. Прямо сейчас.

– Зачем? – спросила Верити. Ее плечи внезапно напряглись, а лицо приобрело тревожное выражение. – Кто-то еще умер?

Я зажмурилась. Как часто шестилетние дети живут с мыслью, что в любой момент может кто-нибудь умереть?

– Конечно, нет! – отмахнулась Лигейя, раскладывая свои сокровища у подножия кровати. – Они здесь! Волшебные туфельки! Мы заглянули в лавку сапожника, когда он пришивал последние ленточки.

Верити просияла и тут же забыла о своем альбоме.

– Их уже привезли?

– Иди посмотри!

Розалия побежала по коридору и вверх по лестнице, чтобы поторопить Камиллу. Она уже должна была вернуться в свою комнату после занятий. Лигейя последовала за Розалией, и топот шагов по лестнице стал вдвое громче.

– Пойдем, – сказала я.

– Не забудь платок Эулалии, – бросила Верити и выбежала в коридор.

Я недоуменно моргнула и обернулась, чтобы поднять платок. Когда я вышла из комнаты, дверь за мной с грохотом захлопнулась, словно ее толкнула невидимая рука.

* * *

За окном снова лил холодный дождь, и в доме было зябко, несмотря на растопленные камины. Капли барабанили по стеклу, размывая скалистый пейзаж за окном. В Синей гостиной пахло сыростью с едва ощутимым налетом плесени. Морелла сидела на диване рядом с камином и разминала спину: судя по выражению ее лида, она явно чувствовала себя не очень хорошо. Мне стало жаль ее. Планирование и подготовка такого большого мероприятия – дело непростое даже при самых благоприятных условиях, а уж во время беременности это должно быть чрезвычайно утомительно, не говоря уже о том, что тройняшки просто извели ее за целый день.

– Ленор, ты не могла бы найти отца? Я уверена, он очень хотел бы посмотреть на туфельки. У меня очень сильно отекли ноги от этой ненастной погоды.

Я вытащила из-под рояля небольшой мягкий пуф:

– Тебе нужно поднять ноги, Морелла. У мамы часто бывали проблемы с отеками во время беременностей. Она старалась поднимать ноги как можно чаще. – Я подставила стульчик ей под ноги, чтобы она могла устроиться чуть поудобнее. – У нее еще был лосьон из ламинарии и льняного масла. Мама мазала им лодыжки каждое утро, перед тем как одеться.

– Ламинария и льняное масло, – повторила Морелла с небольшой благодарной улыбкой.

На мгновение я задумалась. Возможно, сейчас хороший момент, чтобы помочь ей и заодно загладить вину за вспышку гнева после похорон Эулалии.

– Я могу сделать для тебя, если хочешь. Должно помочь.

– Было бы очень мило с твоей стороны… А как твое платье? Уже прислали?

Морелла впервые поинтересовалась тем, что я собираюсь надеть на бал. Она тоже старалась наладить отношения – как умела.

– Еще нет. В среду мы с Камиллой идем на последнюю примерку. Если хочешь, присоединяйся.

В глазах Мореллы загорелся веселый огонек.

– Да, с удовольствием. Можем пообедать где-нибудь в городе, приятно провести день. Напомни, какое у тебя платье?

– Цвета морской волны.

Морелла задумалась.

– Твой папа что-то говорил о шкатулке с драгоценностями Сесилии. Может быть, там найдется что-нибудь подходящее для тебя. По-моему, на одном из портретов на ней были зеленые турмалины.

Я сразу поняла, о какой картине идет речь. Она висела в кабинете на четвертом этаже, где на самом солнце стоял мамин маленький письменный столик. В ясные дни из окон этой комнаты можно было увидеть даже маяк. Когда мамы не стало, папа решил повесить сюда ее портрет.

– Я была бы рада надеть ее украшения на бал. И Камилла тоже, не сомневаюсь.

– И я! – радостно присоединилась Верити.

– Конечно, – с улыбкой сказала Морелла. – Надо будет посмотреть, что там есть.

В комнату вбежали запыхавшиеся Мерси и Онор с липкими от сладостей руками.

– Розалия сказала, волшебные туфельки привезли? – спросила Мерси, мгновенно заметив коробки.

Такое название понравилось всем без исключения. Хотя мы и знали, что это всего лишь кожаные туфли (из красиво выкрашенной и обработанной кожи), нам хотелось наделить их волшебными свойствами. Эти башмачки должны были стать началом нашей новой жизни. Когда мы наденем их, мы уже не сможем стать прежними.