Читать книгу - "Люди огня - Олег Волховский"

Когда я вошел, Эммануил стоял у этого окна. Едва обернулся ко мне.

— Заходи, Пьетрос. Ты знаешь, что творится в Европе?

Точной информации не было даже у меня, не мой регион — лишь расплывчатые слухи о начале эпидемии.

— Я знаю, что творится в Монголии, Китае и Корее. В Европе тоже?

Здесь уж Варфоломей снабжал меня информацией. Оспа. Теперь в этом не было никаких сомнений. Новую вакцину получили довольно быстро, благо технология была известна, но вирус мутировал. Число жертв за два месяца достигло почти пяти тысяч.

— В Европе гораздо хуже, Пьетрос. Мы не знаем, что это такое. Но убивает мгновенно. Люди падают на улицах, причем те, кто накануне чувствовал себя совершенно здоровым. Причина неизвестна. Долгое время эпидемии не замечали — списывали на другие причины, пока смертность не перевалила за сотню в сутки. Тогда придумали название: Синдром Внезапной Смерти. Большего сделать так и не смогли. Возбудитель не выделен.

— Я почти ничего не знал.

Он кивнул:

— Я стараюсь, чтобы эта информация не проникала в газеты во избежание паники. Только по особым каналам. Теперь ты в курсе. Наиболее тяжелая ситуация во Франции, чуть лучше в Германии, Испании и Италии. Еще лучше в Восточной Европе и на Балканах, в Северной Европе — только единичные случаи. Твой самолет вылетает завтра в четыре утра.

— Я не врач.

— У тебя будет Лука Пачелли и целый отряд иммунологов. Твоя задача организация, координация и действия по обстоятельствам. Кстати, может быть, это и не вирус.

— А Марк?

— Марк останется со мной. Возьми Матвея. Итак, завтра в четыре специальным рейсом ты вылетаешь на родину своей возлюбленной.

Я опешил. Наверное, побледнел, судя по усмешке Эммануила.

Пролепетал:

— Я не понимаю.

— Неужели?

— Мы всего лишь несколько раз беседовали.

— Конечно. Если бы мне доложили, что ты с ней спал, я бы не поверил. Думаю, тебе и без нее есть с кем спать. Массовый исход из Бет-Гуврина перед газовой атакой — через неё обеспечивал?

Я молчал. Наивный! До сих пор я тешил себя надеждой, что он этого не знает.

— Ладно, — сказал Эммануил. — Поговорили. Самолет у тебя завтра, а сегодня в половине двенадцатого — в Храме. Все, убирайся!

Я не знал, куда себя деть. До половины двенадцатого оставалось почти восемь часов. Я собрал вещи и приказал отправить в аэропорт. Их оказалось на удивление мало, и весь процесс занял полтора часа.

Мне хотелось проститься с Терезой, но я понимал, что Эммануил именно этого и ждет. Хотя, с другой стороны, какая разница? Он же все знает.

Я был у нее в половине седьмого. Пропустили. Я боялся, что не пропустят.

— Ты в большой опасности. Господь знает о наших встречах и истории с Бет-Гуврином, — сказал я.

— Ты в опасности!

— Меня он посылает во Францию. Там эпидемия.

— И в Нормандии?

— Вероятно.

— Сможешь передать записку в Кармель, в Лизье?

— Это в Нормандии?

Нормандия ассоциировалась у меня с сидром, кальвадосом и камамбером, а никак не с кармелитским монастырем.

— Да.

— Я не могу гарантировать. Сегодня ночью он приказал мне явиться в Храм. Смерть и бессмертие.

— И ты пойдешь?

— Я слишком долго этого ждал, я устал. Не знаешь, почему он избрал первым из своих апостолов такого слабого человека?

Она усмехнулась.

— Подражает Христу. Петр трижды отрекался и тем не менее стал камнем в основании церкви. Потому что сила не в Петре, а в Иисусе. Твое отречение еще предстоит. Четвертое отречение. Чем раньше, тем лучше, Пьер. Ты уже на полпути. Что ты тянешь? Он уже не доверяет тебе! Беги!

— Пиши свою записку, если не передумала.

Она написала. Я спрятал записку в ковчежец, подаренный мне Мейстером Экхартом вечность назад. Я так и не знал, что в нем. Похоже, еще одна записка.

— Прощай, Тереза!

— Я буду молиться за тебя.

— Молись за себя!

Я повернулся и вышел из камеры.

Свечей не было — в плоской чаше горел огонь, и это было единственное освещение. Перед алтарем, положив на него голову, как на плаху, и раскинув руки, преклонил колени человек. Я удивился, что алтарь такой низкий, словно он врос в землю. Вокруг стояли апостолы: Марк, Матвей, Иоанн, Филипп.

Варфоломей — в Китае, Яков — в Африке, Андрей — в Индии, Яков Заведевски и Лука Пачелли — в Европе, Симон и Том Фейслесс — в Америке… За алтарем, опираясь на широкий меч — Эммануил, чуть позади — Мария. Вся в черном и с черной лилией в волосах.

Я подошел ближе и увидел, что руки человека прикованы к камню широкими металлическими скобами. Длинные седые волосы на камне, белый, точнее, когда-то бывший белым, а теперь весьма замызганный хитон. Человек зашевелился, попытался приподнять голову, и я понял, кто это. Илия!

— Пьетрос, встань по правую руку, — негромко произнес Эммануил.

Я подчинился и оказался рядом с Марком.

— Марк, ты ведь умеешь владеть мечом? — спросил Господь.

— Да.

— Иди сюда.

— Я не палач, я солдат.

— Не рассказывай мне сказки про благородных воинов! Никогда не приходилось расстреливать?

— Не приходилось рубить головы.

— Есть разница? Ты слишком долго общался с Пьетросом и заразился его слабостью.

Марк сжал губы.

— Тобой движет гордыня и тупое упрямство, — продолжал Эммануил. — Первого не может быть передо мною, второе не украшает слугу.

Марк молчал.

— Ты же не отказался стать кайсяку Варфоломея, — напомнил Господь.

— Это другое.

— Многие из тех, кого вы отравили газом в Бет-Гуврине, были вдесятеро менее виновны передо мной, чем этот старик. Убей моего врага, если ты мне предан!

Марк кивнул и шагнул вперед. Я не сомневался, что он так и сделает. Было удивительно не то, что он послушался, а то, что решился возражать. Марк, такой сильный и жесткий — только воск перед лицом Господа.

— Это не меч палача, Марк, — это меч воина. Возьми!

Марк взял — по-японски, двумя руками за рукоять — и встал в стойку.

— Ну, где же твой огонь? — сказал Эммануил приговоренному, — Твой Бог больше не отвечает на молитвы?

— Так говорит Господь Саваоф… Погибнет этот город, и храм будет разрушен, и будет мерзость запустения на месте святом, — хрипло, с трудом каждое слово пробивается словно сквозь строй врагов. — И всякий из народа, кто отступился от Меня, будет ввергнут в Бездну. И убьет Зверь посланников Моих, но и сам погибнет. И осталось ему триста дней, если не сокращу сроков.