Читать книгу - "Ястреб халифа - Ксения Медведевич"

Харат, лето того же года

С вершины Факельной башни открывался прекрасный вид на неприступные укрепления цитадели: на юг смотрела пузатая, как стенка чайника, высоченная стена верхних дворов. В прямоугольных проемах между громадными зубцами кишели воины, остроконечные шлемы и синяя шелковая одежда гвардейцев ярко горели на солнце. В идущем широкой дугой первом дворе стояла пыль – туда прибывали воины ополчения. Заслышав о нападении джунгар, люди шли на помощь – из Ширвана, из Самлагана, даже далекий Мейнх прислал войско.

К югу, куда хватало глаз, тянулась широкая зеленая лента долины. Плавный желто-бурый Герируд обтекал пологие холмы. За ними высилась стена Паропанисад. На востоке горная гряда взмывала к небу громадами коричнево-серых скал. На острых пиках и в широких седловинах, среди немыслимо далеких перистых облаков, лежал снег. Холодные вершины отрешенно плыли в выцветшем небе – Крыша Мира, Паропанисады, равнодушно наблюдали за мельтешением смертных жизней у своего подножия.

У западных и южных ворот города слышались жалобные крики, плач и рев животных: беженцы из оазисов Герируда умоляли пустить их под защиту стен. Из бойниц в них летели камни и проклятия. У первых воротных башен, защищающих вход на перекинутый через ров мост, строй воинов размахивал булавами и тыкал в верещащих, давящихся людей длинными копьями: в городе и так уже не хватало воды. Колодцы обмелели к середине удушливо знойного лета. Женщины, замотав головы покрывалами, часами дожидались очереди наполнить кувшин под немигающим жарким солнцем.

Ирар ибн Адхам, новый градоначальник Харата – город присягнул эмиру Мубараку аль-Валиду всего-то пару месяцев назад, – прищурился и приложил руку ко лбу: теперь он прекрасно видел наступающую джунгарскую конницу.

В двух фарсахах ниже по течению реки к воде спускались ряды белых домишек под красной черепицей. Вилаяты долины Герируда славились своим богатством и обилием воды, фруктов, прекрасными урожаями пшеницы. Селение, на которое сейчас смотрел Ирар ибн Адхам, не было исключением.

Над желтой лентой ведущей к Харату дороги высоко стояла пыль: вдоль стены тополей шли и бежали люди. Жители Джама – так назывался вилаят – спешно покидали дома: в городке уже начались пожары. Сжимая кулаки, Ирар ибн Адхам наблюдал, как над красными крышами и зелеными свечками тополей поднимаются все новые и новые столбы дыма.

Передовой тумен джунгар вышел из городка и походной колонной рысил вдоль забитой беженцами дороги – не обращая на мечущихся людей никакого внимания. Пока не обращая – ибн Адхам знал, что к ночи всех, кто не успел укрыться за городскими стенами, переловят. И на рассвете погонят к стенам его города – засыпать рвы. Так случилось в Газне. Так случилось в Нисе. Так случится здесь. А когда ров заполнится трупами феллахов, к стенам погонят пленных кипчаков и меркитов и подвезут баллисты и камнеметы с ханьскими расчетами. С восходом солнца начнется штурм.

Мчащих к городу степняков заметили давящиеся у ворот люди – и их жалобный вопль поднялся к небу. Они поняли, что к утру станут шахидами.

Газна пала на второй день осады. Он обошелся с городом милостиво – перебили лишь всех воинов гарнизона числом полторы тысячи. Горожанам сохранили жизнь и имущество – то имущество, что не пошло в уплату дани. Он, издеваясь и куражась, сказал дрожащим членам городского совета, что на два миллиона дирхам, обещанных Мубараком аль-Валидом халифу, успели нарасти большие проценты. Горожанам пришлось отдать все золото и драгоценности. А членам городского совета – еще и достигших брачного возраста дочерей. Онгур-хан и Чжочи-хан, сыновья Арагана, раздали их своим воинам, оставив, как водится, самых красивых девушек себе.

Гордой, выдержавшей не один приступ и степняцкий налет Нисе повезло меньше. Отряд гвардейской конницы совершил вылазку и заманил джунгарский тумен в засаду в Хумхарском ущелье. Разъяренная поражением тварь лютовала два дня, изничтожая виновных: рассказывали, что казнили каждого десятого из тех, кто выжил в схватке. Жители Нисы в ужасе наблюдали за тем, как над распаханными полями кружатся стервятники. Говорили еще, что какая-то джунгарская тысяча завернула в вилаят в виду стен крепости и принялась, по своему обыкновению, разорять его. Так он пришел в дикую ярость и чуть не сожрал ослушников живьем: тумен совсем юного Архая, сына Арагана, добавил еще тысячу трупов к тем, что уже лежали в спелой пшенице у стен Нисы. Феллахов из вилаята на следующий день погнали ко рву крепости, и ни одна несчастная душа там не выжила, зато джунгары усвоили урок: убивать и грабить можно только по приказу. А без приказа – нельзя.

Ниса продержалась семь дней. Жители города сражались наравне с тюрками гарнизона – дрались за каждый квартал, за каждую улицу, за каждый дом. Когда цитадель пала, укрывшиеся в четырех масджид города люди стали умолять о милости. А он отдал приказ: не мучить, не калечить, не щадить. Джунгары выполнили его на совесть – к утру город был безупречно мертв.

Теперь наступала очередь Харата.

Степняки, плотным строем по пятеро, шли между зелеными, поросшими вековыми карагачами холмами предместий. Сотрясающая землю дробь копыт, свист и гиканье доносились до стоявших на башне военачальников.

Разбегающиеся с дороги люди, бросая поклажу и детей, пытались вскарабкаться вверх по склонам и укрыться среди кладбищенских надгробий и разгораживающих бахчи оград. Люди колотили кулаками в наглухо запертые двери усадеб, лезли через беленые глинобитные заборы. Джунгары хлестали плетьми тех, кто попадался им на дороге, – вопль ашшаритов поднимался к небу.

– Странно, – подал наконец голос ибн Раббьях, начальник гарнизона. – Почему они жгут Джам?

– Почему странно? – сквозь зубы отозвался Ирар.

От походного строя джунгар отделился большой отряд и, споро разматывая арканы, пошел врассыпную: степняки мчались на охоту за теми, кому на рассвете предстояло умереть во рву Харата.

– Они уже сожгли два вилаята до него, – поправляя панцирный нагрудник, ответил ибн Раббьях.

На путаных улочках предместья столкнулись те, кто пытался пробиться к закрытым воротам цитадели, и те, кто от них бежал. Вопли и звуки ударов – отчаявшиеся люди принялись тузить друг друга с каким-то предсмертным остервенением – доносились до вершины Факельной башни.

– А знаешь, почему они два не трогают, а два жгут? – процедил Ирар.

– Знаю, – усмехнулся начальник гарнизона. – Тарик сказал, что джунгары не умеют считать до трех.

На северном тракте ничего не было видно из-за пыли – колонны беженцев тянулись до самого горизонта. Солнце уже перевалило за полдень.