Читать книгу - "Ларец - Елена Чудинова"

А шагах в трех, в угасающем малиновом мареве, сидел, спиною к Кате, тот самый человек, коего она приметила еще сверху. Вот те на! Не ордынец и не ойрот, в европейском платьи, с пегими волосами, забранными лентой в хвосток. Теперь было видно, что он пишет что-то на колене грифельком в толстенькой книжке с застежками.

Как же он здесь оказался? Вроде не похож на пленника, слишком уж спокоен. Делом вон занимается. Хотя, с другой стороны — волоса ему на себе рвать, что ли? Не связан. А куда ж ему, развязанному, тут бежать-то? Небось про Крепость и слыхом не слыхивал, думает, места необитаемые. Да и по хлипкому сложенью сразу видно, человек смирный, не вояка. Вот и не связали, пренебрегли.

Катя застыла в досаде. Шелестит и шелестит страничками, горя ему мало. Еще вить и вскрикнет, когда обернется, с такого бумагомараки станется. А ей выбирай между тем: либо выручай глупого бедолагу, либо ордынцев убивай. То и другое не получится.

Между тем второе занятие представлялося Кате куда как соблазнительнее. Давняя девочка Авдотья, быть может, и умела отличить, кто у ордынцев главный, Катя же просто поубивает сколько получится спящих. Хорошо бы так всех! Вот бы в Крепости подивились.

Но всех поубивать едва ль бы вышло, а многих — пожалуй. Замеченная же, она стрелой полетела бы к табуну — где за ней угнаться колченогим! — вскочила бы на первую лошадь — в Крепости говорят, ордынские лошадки только хозяина слушают, да найдется ль такая лошадь, чтоб не услышала цыганского слова? И поминай ее как звали, не Катю, а Кандилехо!

А теперь этот несвязанный по рукам и ногам ее вяжет. Катя наморщила нос со злости. Хочешь не хочешь, а выручать придется. Да как бы ему еще знак-то подать, чтоб не выдал?

Бесшумно переступая по безжалостно вытоптанным росткам первой травы, Катя со спины же и приблизилась к сидящему.

Ровно кто подсказал, как надобно сделать: единовременно Катя ухватилась одною рукой за куцый хвост, оказавшийся хвостом парика, ладонью же другой крепко зажала рот сидящего.

— Одно слово, и оба сгинем! — прошипела она в самое ухо, прежде чем тот успел даже дернуться. — Я тебя выручу!

Едва Катя опустила руки, как незнакомец оборотился к ней с выражением величайшего изумления в лице. Чертами и росточком оказался он еще меньше, чем представилось издали, лет же казался средних. Лицо его, заросшее несколькодневною щетиной, было незначительно, из тех, что не разберешь — видал человека когда или отродясь нет.

Прижимая палец к губам, Катя выразительно перемялась на месте, изображая походку: ступай, мол, за мною.

Пленник вскочил на ноги на удивленье тихо, не забывши запихнуть книжечку свою за обшлаг.

Вдвоем шли тою же дорогой, хотя на сей раз Кате было не так безбоязненно. Заслышав дозорных, она припадала к земле или затаивалась за камнем или кибиткою. Незнакомец следовал ее примеру.

Лишь достигнув лесной сени, спасительной во мраке даже и без листвы, сумели неожиданные спутники остановиться и вновь взглянуть друг на друга.

— Вот так вышел жуков насобирать. — Голос ордынского пленника был хрипловато-приятен и показался Кате знаком. — Самого чуть на булавку не накололи.

— Да ты ж, барин, до Омска с нами ехал! — Катя, не могучи вскрикнуть, хлопнула себя ладонью по лбу. — Как тебя только бишь…

— Михайлов, мой юный дружок, Михайлов.

— И верно! Ты и тот раз в переделку-то попал, на дороге. С таким щастьем дома сидеть. На печи. Однако идем не спеша.

Спешить действительно не приходилось: бурелом и темнота являли опасное для путников содружество. Катя, однако ж, нарочно взяла в чащу поглубже, чем давеча. Небось не захотят гнаться-то.

— Скажи мне, мой спаситель, с кем сии башибузуки могли изготовляться для драки в сем безлюдном краю? Я, сдается мне, слышал даже пушечную пальбу.

— Может, первая гроза прошла? — Катя придержала ветку, чтобы ученого не задело.

— Едва ли, — Михайлов споткнулся было, но устоял. — Я думал, в здешних краях гарнизонов нету.

Катя призадумалась не на шутку. Спасти незадачливого барина-травника, конечно, следовало, только вот что с ним теперь делать? Не тащить же с собою в Крепость? Обратно в Россию его долго не выпустят, да и выпустят-то только ежели доверятся. А можно ль доверяться такому недотепе? С другой стороны, в Крепости пленником жить не в пример лучше, чем в рабстве у монгол. Будет себе букашек ловить да в книжной избе сидеть. Так его отпустить, пропадет, да и через Катунь не переберется. Кстати сказать, сюда-то он как попал?

— А как тебя, барин, угораздило через реку перемахнуть? — Катя остановилась.

— Не спрашивай, дружок, вспомнить жутко, — Михайлов засмеялся, но как-то жалко.

— А все ж таки?

— Ох, моченьки нет… Я и не собирался на другой берег-то. А башибузуки меня с этой стороны заприметили. А и не подумал худого… — Михайлов засмеялся опять, глядя на Катю ласковым, вроде бы даже согревающим взглядом. — Стою себе на косе да любуюсь, эка ловко ойроты переплавляются. Ухватятся за лошадиные хвосты, а лошадь плывет за них, хоть ее и сносит. В одёже кожаной, чтоб не околеть в холодной воде-то… Еще рукою помахал, вроде как поприветствовал на достигнутом бреге. Тут они меня как хвать арканом! А после этим арканом и увязали в вонючую шкуру, ровно поклажу. Лежу спеленатый, ровно гусеница в куколе, ничего не видать. Эка, думаю, ойротов-то мне хвалили как народец миролюбивый. Тут как потянет меня за ноги, камни затылком считать. К лошади, стало быть, привязали. Так и въехал в воду. Ох и лихо, вьюноша. Сам в слепоте, вокруг бурны волны. Под конец уж дыханье сперло, не чаял живым остаться. Все ж таки не задохся, раскутали поганцы. Это уж я потом скумекал, что монгольцы, не ойроты то были. Однако ж, юный мой спаситель, направляем ли мы стопы дале и ежели направляем, то куда?

— В одно место, — Катя, наконец, решилась. — Там, барин, люди поумней меня, разберутся, как с тобою быть.

Михайлов улыбнулся одними глазами — с выражением довольства в лице.