Читать книгу - "Девятнадцать стражей - Владимир Аренев"

Он смерил ее взглядом, а в темных глазах блеснул вопрос: «Так долго, да? Что, собираешься выжить, шляясь по фронту в сутане и с четками в руках?»

Она видела этот вопрос, и не раз – в том числе и в глазах солдат, которые после пускали пулю себе в рот либо резали вены. Позже она закрывала им глаза, молясь за души тех парней. Церковь в таких случаях позволяла проводить все таинства даже в отношении самоубийц.

– Кто вас поддерживает?

– Кто? – Казалось, что вопроса он не понял. – А, ты об этих… из четырнадцатого… Завиша с отрядом невписанных. У него семнадцать.

Впервые за сегодняшнее утро она улыбнулась искренне. Завиша. Она знала его. Однажды даже видела, как он умирал.

– Прекрасно. Прошу провести меня к капралу.

Бункер был отмечен мерзостью всех бетонных убежищ во вселенной. Скорее всего, происходил он со времен первой войны, когда еще ставили такие конструкции, веря, что полметра бетона, усиленного кристаллизированными фрагментами аллюваля, дадут солдатам больше шансов выжить. После появления первых магхостов от них быстро отказались, поскольку достаточно было, чтобы у одного из обслуги бункера отказал оглупитель – и после битвы всех можно было вычерпывать оттуда ведерками. Но укрепления линии Говарда остались: низкие, с бойницами, уродливые в своей практичности строения выглядели, словно маньяк-убийца, яростно прищуривший глаза. Теперь они в основном выполняли функции складов амуниции и временных лазаретов.

Они шли рядом: он – мрачный, закованный в металл гигант, грохочущий берцами по ажурной решетке на дне окопа, и она – маленькая, едва метр пятьдесят восемь, в темной сутане, подвязанной белым шнуром. При виде их несколько солдат улыбнулись, один-два легонько кивнули ей, но выражение на лице командира удержало их от вопросов. Сержант молчал, явно злясь, а она не спрашивала о причинах злости, поскольку это-то было очевидным. Он просил грав, чтобы отослать раненого капрала в тыл, а ему прислали монашку. Когда в следующий раз он попросит огневой поддержки, то получит – что? Книжку псалмов?

Он не верил в такие вещи, не верил в молитвы и в силу веры. Слишком многое повидал, слишком многих товарищей вытаскивал из брони после того, как калехи превратили их мозги в кашу.

Они добрались до входа, солдат взялся за большое стальное колесо и начал крутить. Толстая, сантиметров в десять дверь заскрипела и принялась потихоньку сдвигаться, открывая залитый холодным светом предбанник.

– Здесь. – Кажется, он не собирался ее сопровождать. – Знают, что сестра прибудет.

– Спасибо, сержант. Я помолюсь за вас.

Он явно пожал плечами, хотя броня скрыла этот жест. На миг показалось, что сержант хочет произнести что-то язвительное, но он не стал этого делать. Только кивнул и стукнул по броне. «Вот во что я верю», – словно говорил он этим жестом, хоть было неясно, имеет ли в виду три сантиметра разумной брони или скрытый под ней блок с оглупителями.

– Двадцать три минуты до сна, – бросил он с рукой на колесе запора.

Она вошла внутрь, дверь заскрежетала и начала закрываться.

– И еще одно, – проговорил сержант, не прекращая сражаться с механизмом. – Лучше бы, чтобы потом я не обнаружил внутри живую монашку, обмотанную кишками моего капрала.

Они обменялись взглядами сквозь смыкавшуюся щель. Не первый раз сестра слышала подобные слова. На фронте правила предельно ясны.

– Подождите минутку, сестра, – услышала она голос из внутренних динамиков, когда сержант продолжил прерванную было работу. – Мы сможем открыть внутренние двери, только когда закроются внешние.

Она кивнула, хоть не была уверена, что он видит. Предбанник был коротким и узким, а двери с обеих сторон – снабжены стальными колесами. Похоже, пневматика тут сдалась давным-давно.

За ее спиной щелкнули мощные запоры, свет замигал, словно от испуга.

Из-за второй двери донеслись постанывание, посапывания и тихие проклятия. Открывалась дверь медленно, неохотно, похоже было, что механизм расплачивался за годы невнимания к себе, за пыль и ржавчину, разъевшую шестеренки. Но через некоторое время дверь открылась достаточно, чтобы сестра сумела войти.

– Уфф, – солдат блеснул улыбкой и вытер со лба пот. – Я ведь говорил, что эту фигню стоит смазать, но тут не до масел. Стрелок Клавенсон.

– Сестра Рэдглоу. А не проще использовать сервомоторы брони?

– Использую, а как же. Иначе б мы эту заразу и втроем с места не сдвинули. А они идут даже быстрей, чем мы ожидали.

Восемнадцать минут. Это значило, что волна в двадцати, максимум в двадцати пяти минутах от них. Она прикрыла глаза. Господь подвергал ее испытанию, и она не собиралась Его подводить.

– Где раненый?

Не сказав ни слова, он провел ее. Они приготовили для капрала помещение в самом центре бункера, без окон, с единственным входом. Один Бог ведал, для чего предназначал его проектировщик, но сейчас тут стояли только полевая кровать, военный автомед, табурет да несколько ламп, подключенных к генератору и – на всякий случай – к батарее аккумуляторов. О лампах попросила она: это важно, чтобы свет не гас ни на секунду.

– Нам придется вас оставить, – пояснил Клавенсон, направляясь к выходу – Приказ сержанта. Не беспокойтесь, мы закроем дверь, и на всякий случай я покажу, как заблокировать ее изнутри. До вас ничего не доберется.

Она только махнула рукой на эту неловкую попытку ее успокоить. Смотрела на раненого. Эдвард Новак, двадцать восемь стандартных лет, католик. По сути, ему повезло: окажись он евреем, остался бы в одиночестве, потому что равви Глевштейн утром вылетел к двум солдатам на линию Эддингса.

– Как вы себя чувствуете, сержант? – спросила она ласково.

Он поглядел слегка ошалевшими от страха глазами и коротко рассмеялся, на грани панического хохотка.

– Сержантом я стану в лучшем случае посмертно. Пока что я капрал, и лучше бы вам, сестра, это запомнить.

Она вспомнила его медкарту: повреждение хребта, перелом ноги, три треснувших ребра. Результат падения с шести или семи метров на бетонную плиту. Тогда на нем не было брони. Не повезло. Но самое худшее находилось под черепом, крупная гематома, удерживаемая лишь наносеткой, введенной через сонную артерию. Сетка была очень тонкая, поэтому, чтобы дать хоть какой-то шанс выжить, давление ему снижали фармакологически. Что, в свою очередь, не позволяло ему, как всем прочим, принимать оглупитель – поскольку его составляющие вошли бы в конфликт с принимаемыми лекарствами. Вот и все. Он прекрасно понимал, что без оглупителя не выживет под психошизоидной волной, которую также называли «волной магхостов», а под ней его убьет апоплексический удар. Его следовало эвакуировать в тыл, и он наверняка предпочел бы рискнуть сыграть в рулетку с полями анти-g, даже если бы те грозили разорвать его наносеть, – но вместо этого ему прислали гребаную монашку.

Не повезло.