Читать книгу - "Транквилиум - Андрей Лазарчук"

«Единорог» при умеренном ветре галфвинд выжимал до сорока узлов и был, пожалуй, самым быстрым парусным судном Транквилиума. Семь его корпусов, чрезвычайно узких и длинных, располагались в два яруса: три нижних были полностью погружены под воду, четыре верхних – лишь касались днищами волн. На полном ходу он не оставлял за собой ни клочка пены и не поднимал буруна. «Единорог» не имел машины для хода, а только легкую и слабосильную – для маневрирования в портах. Три наклонные мачты несли косые паруса в без малого четыре тысячи квадратных аршин. На корме корабля имелись две двадцатитрубные ракетные башни, на бортах и носу – скорострельные длинноствольные двухдюймовые пушки числом пять. Он мог догнать любого посильного противника – и легко уйти от того, кто ему не по зубам.

Платить за скорость и высокую автономность приходилось исключительной теснотой жилых помещений: на трех матросов приходилась одна койка (спали посменно); офицеры не имели кают в привычном смысле этого слова и обходились чем-то вроде антресолей, расположенных вдоль узкого коридора. Поэтому в кают-компании размером примерно с вагон-ресторан всегда было людно – равно как и на соединенных артиллерийских площадках на баке, именуемых в обиходе «плац-парадом».

Глеб разделил каюту с капитаном, для свиты освободили канатный ящик в левом верхнем корпусе. Четыре койки там сумели подвесить, а Завитулько, как самый крупный, нашел себе место в спасательном боте. На это грубейшее нарушение устава капитан посмотрел сквозь пальцы.

Острые, как ножи, стальные пилоны нижних, погруженных корпусов рассекали воду так быстро, что та не успевала вскрикнуть.

Никогда раньше к ним не заходили настолько часто разные люди – знакомые, полузнакомые… Все считали необходимым поддержать, сказать несколько слов утешения – а Светлана с трудом сдерживалась, чтобы не начать кричать. Впрочем, умом она понимала: если все исчезнут, будет не лучше. Будет хуже.

Так – отвлекаешься…

Почему-то все заранее были уверены, что царь, конечно, не приедет – а значит, рассчитывать можно только на полицию, на сыщиков, на специальных шпионов…

Телеграмму: «Жди очень скоро. Глеб.» – она получила утром тридцать первого мая. А вечером принесли второе письмо.

«Милая леди, мы рады, что вы исполнили наши первые требования. Мальчик жив и здоров, питается, читает книги. Он удивительно развит для своих лет.»

– Откуда они знают? – шептала Светлана. – Они здесь, они рядом, они следят за нами?..

Олив смотрела на нее, как собака – не умея сказать.

Какой сон, ночами она не спала, заставляла себя лежать, иногда проваливалась, забывалась: стрелки часов на стене перескакивали внезапно вперед, или синел воздух в комнате. Но сейчас – и лечь она не смогла. Душно… Постояла, раздетая, у окна, потом вдруг – натянула бриджи, сапожки, накинула, не застегивая, старый зеленый замшевый камзольчик. Не стала выходить в дверь, тревожить Олив, а просто прыгнула через окно.

Городская прохлада не остужала.

Быстро, будто торопясь куда-то – пошла, потом побежала. Вверх, поворот, еще вверх. Круглая площадка, расширение дороги: будто бы конец пути, но только будто бы. Хорошо убитая тропа, вереск справа и слева – вверх! Тропа сереет в свете звезд, вереск непрогляден. В груди раскаленный песок. Куда, зачем?.. Ноги знают сами.

Круто вверх, круто, с камня на камень…

Гора Ворона, плоская – срез ножом – вершина, искривленные ветрами сосны. И – все внизу, все ниже, все…

Задыхаясь, упала на колени, села. Легла. Хвоя и шишки – все равно. Все силы вышли. Сердце даже не билось – ревело. Сейчас взорвется, и все… Повернулась не бок, подтянула колени к груди – стало легче. Так и лежала, долго-долго, будто плыла. Очнулась – и не сразу поняла, где находится. Черная призрачная вода, звезды со всех сторон…

Она встала – с трудом. Ноги дрожали. Камзольчик промок, она сбросила его легко – а потом разулась и выбралась из бриджей. Ветерок тянул в спину, холодил. Но она упрямо стояла, нагая, подняв руки, закинув голову – будто что-то черпала из темноты неба.