Читать книгу - "Тебе держать ответ - Юлия Остапенко"

Низкорослый лорд осёкся и затих. Бертран перевёл взгляд на лорда Пейревана, обвисшего в крепких руках стражей. Приказал:

— Пустите его.

Стражи отступили, и лорд Пейреван, к его чести и немалому удивлению Эда, остался стоять на ногах, хотя это явно стоило ему больших усилий.

— Лорд Пейреван, — сказал Бертран всё так же спокойно. — Вы трус и предатель более, чем любой их тех, кто уже принял или ещё примет кару. Вы обещали свою помощь мне и лорду Блейдансу и предали нас обоих на поле боя. У меня чешутся руки повесить вас на крепостной стене, но это право, увы, боги отдали не мне. Лорд Блейданс потерял множество своих людей в той битве, в которой вы вероломно нас предали. Ему и вершить вашу участь. Вы будете переданы клану Блейданс для суда, а мне остаётся лишь молиться, дабы боги ожесточили их сердца и не допустили по отношению к вам милосердия, которого вы не заслуживаете.

За время этой речи лицо Пейревана поочерёдно приобрело все оттенки от снежно-белого до густо-пунцового, но в конце он вздохнул с видимым облегчением и явно приободрился. Ещё бы — он, как и прочие, был наслышан о чести и благородстве клана Блейданс. Эд почти не сомневался, что он отделается выкупом. И если то, что он услышал сейчас от Бертрана, было правдой, то сожалел он об этом не меньше, чем сам Бертран.

Тем временем Бертран Эвентри сделал ещё несколько шагов и остановился перед последним из пленников. Этот человек единственный в зале стоял на коленях: его удерживали так насильно всё время, пока Бертран отлучался: Эд не сомневался, по чьему приказу это было сделано. И его сердце странно сжалось от этого зрелища, потому что раненные семидесятилетние старики, в чём бы они ни были повинны, не должны стоять на коленях.

— Лорд Одвелл, — сказал Бертран Эвентри и замолчал. В полнейшей тишине раздавалось его тяжёлое, глубокое дыхание. Дэйгон Одвелл, придерживая правое плечо левой рукой, поднял голову и посмотрел ему в лицо — они стояли слишком далеко, чтобы Эд мог увидеть, как именно. Потом глава клана Одвелл повернул голову. Эд встретился с ним глазами — и увидел в них чистое, по-детски безграничное удивление.

— Так вот кто ты, — проговорил он, глядя на Эда. — Грегор знает?

— Лорд Одвелл, — сказал Бертран, повысив голос.

Тот ещё несколько мгновений смотрел на Эда, потом взглянул на мужчину, стоящего над ним. В его старом лице была усталость. Бертран заговорил, чеканя слова:

— Ты виновен передо мной и перед моим кланом. Ты направил руку проклятых Индабиранов, которые уже наполовину мертвы и вскоре будут мертвы совсем, так, как когда-то едва не стали мертвы Эвентри. Ты видел голову одного из тех, кто поднял руку на мой клан, на пике перед воротами. Хочешь ли ты сказать мне что-то?

— Тебе — нет, мальчик, — негромко сказал Дэйгон Одвелл. — Ты не готов слушать.

— Я слушал слишком долго, — сказал Бертран и вытащил меч — лёгким, уверенным движением человека, для которого этот жест привычнее любого другого. — Теперь я сделаю.

И тем же лёгким, привычным движением убийцы он всадил клинок в грудь главы клана Одвелл. Лорд Дэйгон откинулся назад, его рот раскрылся, на губах выступила, а потом потоком хлынула кровь. Но его глаза всё ещё были открыты. Бертран Эвентри упёр подошву сапога в грудь старика, стоявшего перед ним на коленях.

— Так твой сын убил когда-то моего отца. И сын моего отца теперь убивает так тебя, во славу Дирха Мстящего, — сказал он и резким движением вырвал меч из пронзённого тела, а когда оно опустилось на пол, схватил ещё дышавшего Одвелла за волосы и одним ударом отсёк ему голову.

Эд смотрел на это в гробовой тишине пиршественного зала в замке Эвентри, которую разорвал лишь звук падающего тела и шумный вздох лорда Пейревана. Он смотрел, как его младший брат выпрямляется, держа в руке отсечённую голову, смотрел, как кровь хлещет с перерубленной шеи. И вспоминал, как видел его в последний раз, как он жался между коленями Эда, который звался тогда Адрианом, и юбками их сестры Бетани, пытаясь приникнуть к замочной скважине и подслушать разговор, который вели старшие. Это были глупые мысли, нелепые, слишком сентиментальные. «Мы вырастаем, — подумал Эд, — мы всё равно вырастаем и становимся мужчинами. И вот такими тоже… такими тоже».

— Насадить на пику рядом с головой Индабирана, — без выражения сказал Бертран, протянув голову лорда Одвелла одному из своих солдат. Тот забрал её и быстро вышел. В тишине гулко отдавались его шаги.

Бертран развернулся, не задержавшись глазами на Эде, и посмотрел в противоположный конец зала, самый тёмный, куда до сих пор ни разу не бросил взгляд. В его лице впервые, и только на один миг, появилась неуверенность. Эд тоже посмотрел туда.

И не смог объяснить себе, как, почему не заметил её раньше.

Катарина Индабиран стояла у погасшего камина, прямая, как клинок, спокойная почти до безмятежности. Её неподвижное лицо под покрывалом, красно-оранжевым, цветов клана Индабиран, было таким же бледным, как когда она спустилась в темницу к Эду, чтобы принести ему поесть. «Интересно, — подумал Эд, — какого цвета у неё волосы?» Её белые руки обнимали за плечи двух мальчиков. Одному на вид было лет двенадцать или тринадцать, другому — около семи. «Почти что наши с Бертраном ровесники, какими мы были в тот день, когда её клан уничтожил нас, вот так, как мы сейчас уничтожаем их», — подумал Эд, и его охватило отчаянное, упрямое ощущение катастрофической неправильности происходящего. Это было местью, возможно, даже справедливостью, но…

«Есть вещи, более важные, чем месть и справедливость, Бертран!» — хотел сказать он, но не сказал. Он просто смотрел, как брат его идёт вперёд, всё ещё держа в руке меч, с которого капала кровь Дэйгона Одвелла.

— Леди Индабиран, — проговорил он, роняя слова так, словно каждое их них весило десять пудов. — Жена Никласа Индабирана. Сыновья Никласа Индабирана. Вы знаете, что случилось с леди Эвентри и её детьми? Отвечайте.

Она вскинула голову, и Эд подумал, что она очень сильная и очень упрямая женщина. Он пытался поймать её взгляд, но она не смотрела на него. Как будто знала, что он обманул — что оказался не тем, кем она его сочла, пытаясь утешиться и прогнать свой слишком обоснованный страх. И она не простит ему этого, понял Эд. Никогда.

— Мне известно это, сударь, — сказала она, и её голос прозвучал до странного равнодушно. — Но если я могу просить, то молю вас о милости для моих детей.

— Вы не можете просить! — резко сказал Бертран, этот девятнадцатилетний юноша, годившийся ей едва ли не в сыновья, её палач. — Вы преступница, так же, как и весь ваш проклятый клан!

— Я — да, — спокойно ответила она. — Но не мои дети, поскольку они не выбирали, у каких родителей им родиться. Так же, как не выбирал этого ты, Бертран Эвентри. Твоя месть клеймом лежит на тебе, но я не хочу, чтобы с моими детьми было то же самое.

Она говорила поразительно смело для женщины, перед которой стоял выбор между смертью и монастырём. Бертран смотрел на неё в упор. Когда он заговорил, его голос был совершенно безжизненным.