Читать книгу - "На изнанке чудес - Юлия Флоренская"

Грохот при отступлении можно было сравнить с канонадой. Падали скамейки, опрокидывались стулья. С похоронным звоном окончил земное поприще прабабушкин чайный сервиз. И дело не в том, что Пелагея была неуклюжей. Основам гибкости (дабы не сшибать на своем пути всё подряд) следовало поучиться кое-кому другому.

— Далеко не убеж-жиш-ш-шь, — заботливо сообщили ей у порога. В распахнутую дверь ворвался морозный ночной воздух. Сверкнув в небе, ковш луны испуганно скрылся за тучей.

Пелагея приняла вызов и обернулась горлицей. Преследователь тоже сменил обличье, взмыв в небо чудовищной крылатой тварью с желтыми глазищами и крючковатым клювом.

Уже в полёте Пелагея засомневалась: «Что-то здесь не сходится. Трёх оборотов вокруг своей оси не сделала, а превратиться смогла. И Незримый… У них что, так принято — гоняться за кем ни попадя? Сон. Чистой воды сон».

Подумала — и с колотящимся сердцем стряхнула с себя липкую паутину дрёмы. По гостиной разлит мрак высшего сорта. А тишина — хоть бери да в банку впрок закатывай. Тикают часы. Пирог свистит носом. И никаких кровожадных теней поблизости. Хотя погодите-ка… Кто это там крадется в темноте кромешной? Неужто неопознанная потусторонняя нежить?!

— Стой, кто идёт?! — командным тоном осведомилась Пелагея. О! И голос на месте. Да какой звучный!

Потусторонняя нежить красться перестала и притворилась частью обстановки — этаким скульптурным сооружением в честь перворазрядных простофиль, пойманных на воровстве. На ней был колючий тёплый свитер до колена и толстые вязаные носки, потому что кое-кто наивный, до сих пор верящий в сказки наотрез отказался топить камин новогодней ночью. Ну как зашвырнет лесная дева подарки, а они возьмут да сгорят?

Пелагея отбросила край одеяла, нащупала ногами тапки и прошаркала к нежити, прихватив с собой набитую лузгой подушку в качестве щита.

— Кому в поздний час не спится? Кто все подарки присвоить решил?

Затеплив огарок свечи на латунном подсвечнике, она поднесла огонёк к нарушителю тишины и издала торжествующее: «Ага!».

Нарушительницей была Марта. И она не собиралась присваивать подарки. Ей бы до шкатулки добраться да лестницу из блестящей пыли организовать. А там до чердака рукой подать. Правда, Пелагею в план кражи блуждающих огней посвящать не стоит. Как бы с наименьшими потерями выкрутиться?

— У меня, — Марта сглотнула слюну, — обострение лунатизма… В особо критические дни.

— И что за критические дни, позволь спросить? — Пелагея прямо-таки источала подозрительность.

— Ну, по большим праздникам, — ляпнула Марта. — Готовка, уборка, перегрузка…

— Ага. Перегрузка, значит. А ну, марш на печку, и чтоб до утра не высовывалась! — шепотом гаркнула Пелагея. — А то ходят тут, пугают, понимаешь.

В объятиях Вековечного Клёна наверняка было страх как уютно. Иначе Юлиана ни за какие коврижки не проспала бы день вручения подарков.

Лесная дева проявила недюжинную щедрость и понимание. Похоже, оценила старания (а точнее, страдания) Марты. На рассвете камин был битком набит коробками, а коробки — крест-накрест перевязаны цветными лентами.

Марта фыркала, твердила, что никакой лесной девы и в помине не существует, а подарки были заранее припасены, поэтому ей досталась самая маленькая картонка, а в ней какой-то хилый, якобы очень полезный для пищеварения корешок.

Гедеон получил шуршащие утепленные штаны, Теора — диадему с каменьями. Впавшей в летаргию Юлиане, скорее всего, предназначался набор инструментов и запчастей, каких в городе не достать. Пелагея заполучила новенькую сковородку (ту, на которой жарились подношения для девы, безбожно спалили).