Читать книгу - "Двоедушница - Рута Шейл"

– Мной интересовался?

– Ни разу. Уверяет, что ничего не помнит. И что сам виноват в ДТП. Кстати, так и есть, в момент аварии он был пьян.

Жизнь определенно налаживалась.

– А что говорят врачи? – задала Бо второй мучавший ее вопрос. – Долго еще его там продержат?

– Прилично, – вздохнула Машенька. Впрочем, выглядела при этом так, словно лучшей новости и придумать нельзя. – У него переломы и сотрясение мозга. Короче, опасный ты человек, Божечка. Лучше тебе дорогу не переходить. – Шутит вроде и улыбается, а в глазах по-прежнему плещется то самое тоскливое «не-машенькино». – Бож, послушай… – Снова чужим голосом. Надломленным. – Ты веришь в судьбу?

Бо вообще опасалась во что-либо верить. Чтобы не сглазить. Но если уж выбирать, то она предпочла бы в качестве объекта веры что-нибудь более прагматичное, например, собственное невероятное везение. Вот только надолго ли? Про амнезию парень, конечно, наврал. Время тянет. Да и с чего бы ему откровенничать с Машенькой, когда он понятия не имеет о ее знакомстве с лихачкой на ржавой «Волге»?

Пусть бы и дальше не имел.

– Вдруг ты неслучайно его сшибла?

– Случайности неслучайны, – машинально подтвердила Бо, все еще погруженная в свои мысли.

– Да! Да, я тоже так думаю! – затараторила Машенька. – Вдруг это мой шанс? Моя судьба? Бож, что, если мне его Бог послал?

– Скорее, черт принес. – Получилось недобро, как она и хотела. – Принес и бросил мне под колеса…

Телефон каркнул хриплой трелью. Машенька вновь отвлеклась, а Бо глотком залила в себя остывший чай и стянула со стола журнал учета звонков. Целых три дня, как-никак, из жизни выпадала.

Расчерченные по линейке клетчатые листы приятно шелестели под пальцами.

Звонков явно прибавилось, и по ночам – тоже… Бо сощурилась, разбирая каракули Турищева. Ему бы участковым терапевтом работать с такой-то каллиграфией. Пятнадцать сессий за ночь, когда это такое было? Суицидальные настроения… Угроза суицида… а тут кризисная интервенция. Да что они все, с ума посходили?

Палец уткнулся в одну из строчек, сделанную другим консультантом. Бо прочла ее несколько раз, холодея спиной, затылком и ладонями.

Говорит, что видит мертвых.

Сутками ранее – та же история. Бо перестала скакать взглядом по записям и начала читать все подряд. «Дочь призналась, что видит мертвых, а потом и муж…» «Краем глаза заметил фигуру человека, обернулся – никого». «Потеря смысла, хочется наложить на себя руки». «Покойная бабушка велела взять нож и выйти на улицу». Снова интервенция. «Угрожает выпрыгнуть из окна. В соседней комнате кто-то кричит и умоляет выключить воду…»

Почерк Машеньки.

– Такое уже было.

Дернувшись от неожиданности, Бо подняла голову и уставилась в серьезные глаза подруги.

– Не настолько много, но тоже. В ноябре того года. Если хочешь, давай найдем предыдущий журнал.

– Не сейчас. – Закусив губу, Бо снова и снова перечитывала ту первую запись. Она была сделана спустя сутки после ее ДТП. Раньше таких обращений не было, Бо убедилась в этом сразу.

– Как там ты говорила?

– Не я, – от волнения в горле пересохло и язык едва ворочался. – Тот парень говорил.

– Антон, – подсказала Машенька.

Еще один. Случайности по-прежнему неслучайны?

– Антон, о’кей. «Живые начнут видеть мертвых и сами захотят стать мертвыми».

В соседней комнате в такт сердцебиению обеих девушек громко тикали часы.

Бо нарушила молчание первой.

– Думаешь, в ноябре его тоже кто-то сбил?

Машенька неуверенно пожала плечами:

– Если так, то он какой-то невезучий.

– Ха! – язвительно заявила Бо. – Наоборот, раз пьет, а потом лезет за руль. Всего-то два раза! Хотя должен был уже в земле лежать.

– Он не такой. Ты его совсем не знаешь.

– Зато ты, смотрю, хорошо изучила…

Машенька захлопала ресницами и открыла рот, чтобы возразить, но не успела. Телефон снова задребезжал чьим-то воплем о помощи.

– Я возьму, – быстро сказала Бо и цапнула трубку.

Голос прорвался к ней сквозь невнятный фоновый шум, похожий на порывы ветра.

– Мама, там мама… – Ребенок. Мальчик или девочка – непонятно. Лет девять-десять, не больше. Взволнован, напуган. Говорит слишком быстро.

– Что с твоей мамой? – Бо подстроилась под темп собеседника. Не столько нарочно, сколько из внутренней уверенности, что надо спешить.

– Она стоит на подоконнике и плачет. И разговаривает с кем-то, но кроме нее там никого нет.

– Можешь дать ей трубку? – попросила она, а сама выразительно уставилась на Машеньку и указала взглядом на параллельный телефон. Коллега поняла без слов. Дотянулась до аппарата и бесшумно подключилась к беседе.

Щелчки какие-то. Шелест, будто от конфетной обертки. Затем все стихло.

– Она не хочет разговаривать.

– Скажи, что звонит кто-то знакомый. Срочно. Бабушка… у вас есть бабушка?

– Моя сестра, – мгновенно сообразил обладатель голоса в трубке. – Она живет в другом городе.

Надо сказать, ребенок неплохо держался.

– Хорошо, пусть будет сестра. Давай.

В ожидании ответа Бо и Машенька медленно друг другу кивнули.

Из-за кадра доносился чей-то непрерывный монолог. Говорили то тише, то громче, с выражением, будто зачитывая театральную роль. Поначалу голос слышался издалека, словно в комнате работало радио или телевизор, а потом неожиданно загремел прямо в ухо:

– Я? Тебе? – яростно спрашивала женщина кого-то, но явно не Бо. – Ничего не должна! Теперь я здесь живу! Да убери уже свою веревку! Убери, сказала! Иди в могилу. Спи!

Первой мыслью было, что она пьяна или не в себе. Но следующая реплика прозвучала по контрасту осознанно:

– Оль, Оля? У тебя что-то случилось? Ты же в Иркутске должна быть…

– Я не… – начала было Бо.

Собеседница снова взвыла:

– Я сказала, убери веревку! Уходи спать!

Звуки стали глуше – наверное, выронила трубку. Бо показалось, что она слышит удары или что-то очень на них похожее.

– Мама, мамочка! – Детский плач. Того, первого звонившего.

– Я! Сказала! Спать! – Звон, словно металлом по батарее. Тоненький визг.

Оцепеневшая Бо замолчала, а о том, что Машенька продолжает говорить, догадалась только по движущимся губам.

Ребенок больше не кричал. Почему он перестал кричать?

Может, Бо внезапно оглохла?

Через мгновение все вернулось. Все, кроме детского крика.