Читать книгу - "Сторож брату своему - Ксения Медведевич"

Иса ибн Махан, не дожидаясь вопроса, склонился до земли в поклоне:

– О повелитель! Мы ждем твоего высочайшего слова и решения!

Аль-Амин обвел глазами собрание. Все, кроме брата, прятали глаза.

Мухаммад обреченно вздохнул:

– Ну что ж, я все понял. Раз больше никто не в состоянии взвалить на себя эту ношу, это сделаю я. Я отправлюсь в страну джиннов, в Скалы Мухсина, чтобы отыскать и разбудить это… существо.

Присутствующие переглянулись и горестно кивнули. Воистину, лишь эмиру верующих под силу выйти в этот поход и вернуться из него победителем, ибо он есть хранитель аш-Шарийа перед лицом Всевышнего.

А аль-Амин про себя подумал: «И пусть Всевышний сделает так, чтобы вы, гиены и порождения гиен, перестали, наконец, грызться между собой и принялись грызться с этим Тариком – и оставили бы меня, наконец, в покое».

Ну а кроме того, наступало, наконец, время завтрака – и это служило ему единственным утешением.

* * *

Дом в квартале аль-Шаркия, ночь

Занавес отвели в сторону – ножнами джамбии. За тяжелой тканью обнаружился миловидный юноша в простом сером тюрбане и непримечательном халате.

Садун выхватил из-под войлочного ковра нож. Некоторое время они с незнакомцем молча смотрели друг на друга.

Легко шагнув через порог, юноша заткнул кинжал за кушак и белозубо усмехнулся:

– Что молчишь, глупый старик? Вели-ка принести нам чаю!

Садун ибн Айяш ахнул и простерся в почтительном поклоне:

– Госпожа!.. Живи десять тысяч лет!

Мараджил – а это, конечно же, была она – опустилась на ковер перед хозяином дома и махнула рабыне – заходи, мол. Невольница, как и госпожа, переоделась в мужское платье – тоже скромное и невзрачное. В такие рядились повесы из богатых домов, когда шли кутить в квартал проституток или в аль-Шаркию, славную винными лавками.

Садун коротко кивнул старому немому рабу, и тот мгновенно скрылся в направлении кухонь. Старик растирал хозяину снадобья – самого разного свойства. Поэтому Садун еще двадцать лет назад приказал отрезать невольнику язык. А в возмещение купил дом и двух рабынь. Раб был благодарен и предан, как одомашненная рысь.

Молчание Садун ибн Айяш ценил превыше всего, даже золота: личный лекарь госпожи Мараджил и половины женщин харима знал столько, что опасался за свою жизнь, а дом в квартале аль-Шаркия походил на крепость. К тому же здесь жили единоверцы господина Садуна, а сабейцы держались друг друга, как все покровительствуемые.

Вежливо откладывая в сторону нож, ибн Айяш почтительно проговорил:

– Госпожа поистине обладает многими талантами… В том числе и способностью незамеченной обходить лучших айяров столицы, которых я поставил на стражу вокруг этого флигеля…

Мараджил непринужденно облокотилась на подушки и заметила:

– Не один ты, Садун, умеешь пользоваться отводящими глаз амулетами. Помни, старик, мне служит могучий маг Фазлуи аль-Харрани. Я знаю, что старый лысый хрен учил и тебя. Однако, похоже, мне он открыл больше секретов!

И Мараджил весело рассмеялась. Сидевшая сзади девушка поднесла рукав ко рту, скрывая улыбку.

– Сколько людей прибыло с госпожой? – пропуская колкость мимо ушей, мягко поинтересовался Садун.

– Да вот только Рохсарё.

Сабеец понимающе усмехнулся. Парсиянка ответила такой же улыбкой.

– Давай сюда то, что насобирала, – резко повернулась Мараджил к девушке.

Та быстро вытащила из рукава бумажный сверток и передала госпоже. Парсиянка протянула сверток Садуну – и несколько мгновений не выпускала из пальцев, хотя сабеец тянул бумагу на себя. Ибн Айяш бестрепетно выдержал тяжелый взгляд бездонных, черных ведьминских глаз.

– Я все знаю про участки у канала, – прошипела, наконец, мать аль-Мамуна и отпустила сверток.

Садун вздохнул: видят звезды, человеку тяжело устоять перед соблазном купить подешевле, а продать подороже. Вряд ли столичная знать и богачи догадывались, что посредники, продающие им втридорога участки на месте снесенного Дворца Ожидания, работали на старого ибн Айяша. Впрочем, скрыть что-либо от Мараджил Садун и не рассчитывал.

Развернув бумагу, лекарь обнаружил в ней несколько длинных темных волос.

– Госпожа уверена, что это… нужные волосы?

Мараджил медленно обернулась к невольнице.

Та четко ответила:

– У гуляма, что с ним пришел, были кудрявые. А у эмира верующих слетела чалма, когда он упал, а потом он надел ее обратно и под ней чесался, а затем стряхнул волосы с пальцев – я заметила, куда. На подушку тоже попало, когда он чесался под чалмой. Я собрала все, что нашла, и – клянусь огнем Хварны! – это волосы халифа аль-Амина.

Садун поднял волосы к свету и долго их изучал. Затем кивнул:

– Да, все они принадлежат одному человеку.

Мараджил отчеканила:

– Сделаешь куклу. Волосы положишь внутрь.

– Я проткну куклу семью иглами, – кивнул Садун.

– Нет! – вскинулась Мараджил. – Этого недостаточно.

Сабеец вопросительно поднял седые брови.

– На утреннем совете принято решение будить Стража Престола, – мрачно пояснила парсиянка. – Волшебство нерегиля сильнее нашего, он сумеет защитить аль-Амина.

– Т-тварь… – не сдержался Садун.

– Страж – волшебное существо, нельзя мерить его людскими мерками, – отмахнулась Мараджил.

– Он сжег Самлаган, – процедил старик. – Вместе с семьей моего прадеда!

Недовольно скривившись – довольно, мол, пустых слов! – парсиянка приказала:

– Поедешь вслед за халифской свитой. На Мухсин. И там добудешь зуб аждахака.

Некоторое время они молча сидели друг против друга. Трещал фитиль лампы.

– Зуб южного драко-оона… – протянул, наконец, Садун.

И мрачно покачал головой: нет, мол, слишком сложно.

Мараджил ласково улыбнулась. И резко хлопнула в ладоши:

– Эй, Лубб!

Занавесь отлетела в сторону, и на пороге возник здоровенный ушрусанский айяр – бритый, заросший густым черным волосом и в черном кафтане. Рохсарё и Садун одинаково вздрогнули от неожиданности.

– Разве… – начал было говорить Садун, но Мараджил резко что-то приказала – видимо, по-ушрусански.

Айяр выхватил из рукава шнур, шагнул к замершей с раскрытым в ужасе ртом Рохсарё и мгновенно обмотал веревку вокруг шеи девушки.

Невольница задыхалась долго. Колотила ногами и скреблась каблуками по полу, сбивая в складки ковер. Тонкие пальцы тщетно царапали рукава айярова кафтана. Наконец, выкаченные глаза Рохсарё остекленели, а с кончика вываленного языка последний раз капнула слюна.