Читать книгу - "Урок возмездия - Виктория Ли"

Когда в сумерках я возвращаюсь в Годвин, Эллис сидит на полу, скрестив ноги, перед ней на ковре циферблатом вниз лежат старинные часы, их внутренности разбросаны вокруг, как шрапнель.

– Все сложнее, чем кажется, – говорит она, указывая на часы отверткой.

– Я бы лучше вызвала специалиста.

Она пожимает плечами.

– Это неинтересно. И я нашла в библиотеке вот это, так что… – На ее колене лежит книга, открытая на странице со схемами. – Если соображу, как сделать, наверное, вставлю это в свой роман.

Столько трудов для сцены, которая, возможно, не будет реализована. И, опять же, подозреваю, что желание отложить работу на потом – особенность универсальная. И даже великая Эллис Хейли подвержена этой заразе.

Я оставляю Эллис там и ухожу наверх. До завтра мне нужно написать эссе для Уайатт; я погружаюсь в работу и не реагирую, когда МакДональд зовет меня ужинать, включаю настольную лампу, когда солнце окончательно соскальзывает за горизонт. Я дописываю седьмую страницу, выключаю ноутбук, упираюсь пальцами ног в стену, выпрямляю спину и вытягиваю руки над головой, и тут раздается стук в дверь.

Я думаю, что это МакДональд принесла остатки ужина, но, когда я разрешаю войти, вместо нее входит Эллис с кружкой кофе в руках.

– Я решила, что тебе не помешает подкрепиться, – говорит она.

Кофе – это последнее, что мне нужно в одиннадцать вечера, когда на следующий день с самого утра необходимо идти на уроки. Я собираюсь сказать это Эллис, но она подвигает кружку, и я заглядываю внутрь.

– Это не кофе, – говорю я.

– Это ромашка, – отвечает Эллис. – Немного лимонного сока и пол чайной ложки меда. Ты такое пьешь, верно?

Я даже не подозревала, что она заметит, какой чай я пью или что любой мой прием пищи начинается именно с него. И вот она стоит, заложив руки за спину, а чай исходит паром рядом с горшком с эхеверией. Я поднимаю брови, беру кружку и делаю глоток.

Боже, она даже угадала с температурой.

– Классно.

– Я знаю.

Именно такие вещи заставляют меня сомневаться в том, кем же я являюсь для Эллис Хейли. Я не понимаю, как ей удалось сегодня во дворе выглядеть абсолютно равнодушной ко мне, ведь внутри неровных стен Годвин-хаус появляется ощущение, что мы знаем друг друга уже несколько месяцев. Я прихожу к выводу, что это раздвоение личности: знаменитая писательница Эллис Хейли, вундеркинд, чье лицо украшало обложку журнала «Тайм», и Эллис – ученица частной школы, которая до винтика разбирает антикварные часы и пробует новые коктейли с подругами, которая заявляется в фойе Годвина потная, с пылающими щеками после тренировки по фехтованию, с ножнами, перекинутыми через плечо и с заклеенной пластырем бровью, этакая раненая Афина.

Похоже, она предлагает мир, поэтому, чуть помедлив, я говорю:

– Как продвигается работа над книгой?

Она морщится.

– Так себе. Я подумываю о том, что писать про убийство было не лучшей идеей, принимая во внимание…

– Принимая во внимание, что ты не можешь убить кого-нибудь, чтобы посмотреть, как это происходит.

– Точно, – вздыхает Эллис. – Конечно, история не про убийство как таковое, это лишь набросок особенностей персонажа, но уверена, что, когда книга выйдет, я услышу всевозможные жалобы от убийц по поводу моего недостаточно четкого представления об их времяпрепровождении.

Ее взгляд тверд, и в глазах или в изгибе губ нет ничего, что подразумевало бы иной смысл в ее словах. Но внезапно я ощущаю, будто она хватает нити, связывающие меня, и туго натягивает их, почти до разрыва.

– Я думаю, ты могла бы почитать мемуары, – предлагаю я, нарушая тишину.

Эллис смеется, и это совсем не та реакция, которую я ждала от девушки, относящейся к своим писательским привычкам – если верить Ханне Стрэтфорд – так серьезно, что она намеренно добивалась ареста в маленьком городке Миссисипи, чтобы просто посмотреть, как это происходит.

– Да, полагаю, что могла бы. Что посоветуешь?

Вопрос совсем не невинный. Эллис – писательница; она умеет выбирать слова. Она на что-то намекает. Она намекает на виновность.

Мой ответ звучит напряженно и неестественно:

– Боюсь, я не настолько хорошо разбираюсь в мемуарах убийц.

– Но твоя курсовая посвящена ведьмам Дэллоуэя, – говорит она. – Наверняка ты знаешь многое, в частности об этих убийствах. Ты и представить не можешь масштаб исследования, которое я собираюсь проделать, чтобы как можно точнее воссоздать на бумаге жизнь и смерть тех девушек.

Мой желудок превращается в камень. Я застываю, не донеся чай до губ, все оправдания замирают на языке…

Дело вовсе не в моих извинениях. Как бы я смогла объяснить, почему мое прошлое кажется мне переплетенным с их прошлым? Ту черную магию, что кусает меня за пятки, как бы быстро я ни бежала?

Она знает.

Она не может знать.

Но Эллис уже не смотрит на меня, она внимательно разглядывает полки с книгами.

– Это что такое?

Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть. Какое-то мгновение мне кажется, что она указывает на открытку Алекс – но нет, она ниже.

– Карты таро.

Я перестала убирать их в тайник.

– Таро?

– С их помощью я читаю будущее. Гипотетически.

Темная бровь Эллис ползет вверх.

– Ты экстрасенс, Фелисити Морроу?

– Нет. Но в любом случае с ними забавно. На самом деле я не верю в… это все.

Впервые слова оставляют привкус фальши на моем языке. Может, потому, что даже воздух в комнате стал тяжелее с тех пор, когда вошла Эллис. По моей шее пробегают мурашки. Я ерзаю на стуле, и он – балансирующий на трех ножках на неровном полу – качается.

Эллис берет колоду и перебирает карты, останавливаясь на Смерти. Все так делают.

– Ты можешь прочитать мое будущее? – неожиданно спрашивает она.

– Прямо сейчас?

– Если только ты не хочешь дождаться ведьминого часа^[10].

Двусмысленность сказанного заставляет меня вздрогнуть. Тем не менее какая-то часть меня хочет сказать «да», просто эстетики ради. Другая же часть хочет категорически отказаться – потому что это похоже на ход в шахматной партии, на игру, в которой я не знаю правил.

Но мое «нет» может повлиять на подозрения Эллис. Это покажет ей, что меня можно напугать.