Читать книгу - "Медный король - Марина и Сергей Дяченко"

Развияр медленно сделал глоток. Терпкий запах согрел нёбо. Струящаяся жидкость вливалась, кажется, сразу в кровь.

– В Совете вы ратовали за сопротивление, Илимар, – Развияр смаковал напиток глоток за глотком.

– Да, – Золотой выпрямил спину.

– Но вы оказались в меньшинстве.

– Да.

– И подчинились решению Совета, но не приняли его.

– Да…

– И струсили в последний момент.

Илимар пошатнулся:

– Да.

Развияр склонился над столом, разглядывая морских жителей, умерщвленных и еще живых, украсивших собой ледяную скульптуру.

– А вот это что? Почтенный Илимар, это устрицы?

Золотой поперхнулся. Ему очень хотелось гордо смолчать.

– Это «слезы дракона». Обитают глубоко на дне, в трюмах затонувших кораблей. Пряный вкус, необыкновенно питательны…

– Очень опасны в добыче, – негромко добавила Яска. – Из десяти ловцов до старости доживают двое. Каждая «слеза» стоит, как небольшой корабль…

Развияр наколол безвольное тельце моллюска на двузубую вилку. Опустил в соус. Увидел, как передернулось лицо Илимара: «слезы дракона» полагалось есть не так.

– Странный вкус, – жуя, Развияр плеснул себе еще «арамера». – Мне не нравится, господа, я предпочел бы жаренного шлепуна… Достойный Илимар, вы знали от Галагара, что сопротивление бесполезно. И что единственный залп окончится для вас полным крахом, разгромом, смертью ваших детей. И все равно выступали за сопротивление?

Осьминог, возлежащий на вершине ледяного замка, смотрел мутными цепенящими глазами.

– Если нет возможности жить, надо умереть достойно, – прошептал Золотой. – Хоть в бою, хоть на эшафоте.

– Как эти морские твари?

Золотой закашлялся, пытаясь скрыть гримасу ненависти.

– Я пообещал быть милосердным, – сказал Развияр другим тоном, серьезно. – Вы мне не верите?

– Верить гекса? Я смеялся бы. Если бы не сорвал голос, доказывая этим трусам… – Илимар осекся.

Развияр кивнул:

– Вы слишком долго жили в золотом покое. Были добры и терпимы – друг к другу. Лучшие люди со всего обитаемого мира слетались к вам, готовые на любую работу – лишь бы им позволили жить здесь. Я прав?

Золотой поднял на него налитые кровью глаза:

– Да.

– Ели аппетитное мясо, которое убивал за вас кто-то другой… Кстати, мне подадут сегодня мясо? Не эти мертвые морские тела, а настоящее упругое мясо?

– Чье? – тихо спросил Илимар.

Долгую минуту они смотрели друг другу в глаза. Яска мелкими глотками пила «арамер». Наконец, Развияр усмехнулся:

– Вы представляетесь мне храбрым человеком, Илимар. Почему вы меня не убили, хотя имели такую возможность?

Достойный молчал.

– Ответьте на вопрос. Мне важно знать.

– Я не посмел.

– Испугались мести? Что-то еще?

– Не посмел.

– Понимаю.

Развияр снова подошел к окну. В витражи были встроены зеркала и линзы – даже сейчас, ночью, игра цвета и тени радовала глаз. Развияр распахнул створку и снова увидел Мирте внизу – цепи огней, бегущие по мостам, высокие звезды на шпилях, еле-еле светящееся море внизу. Он видел город, и одновременно комнату за спиной, и видел себя глазами Золотого и глазами Яски. Четкое осознание того, что происходит, и того, что непременно случится очень скоро, было похоже на бьющий в лицо резкий свет. Развияр прикрыл бы глаза рукой, если мог бы.

– Уходите, Достойный Илимар. Сроки и способ вашей казни мы обсудим позднее.

* * *

Его кровать была в меру мягкой и в меру жесткой. Из распахнутого окна веяло морским воздухом, чистым, без запаха гари. Поскрипывали ночные насекомые, дышали листья и плыл над садами аромат цветов. Казалось, обреченный Мирте хочет запомниться чужаку в самом ярком, праздничном своем облике.

Это не голод и не жажда. Это не боль и не удушье. Это все сразу и много хуже – потому что существует еще и осознание, блестящее понимание того, что с тобой творится.

Это начинается исподволь и нисколько не пугает. Шаг за шагом, от алтаря к алтарю; глупый мальчишка-раб, каким был Развияр когда-то, не соображал, как много дает ему Медный король. Он мог бы забыть о словах старика – но не забыл. Случайность? Темный инстинкт?

Яска тоже не спала. Она расхаживала по комнате, волоча за собой по ковру длинный цветастый плед; при виде ночного гостя вздернула подбородок:

– Зачем ты явился?

Он подошел к ней вплотную. От Яски пахло гарью – явственный запах, хотя она чисто вымылась и полностью переменила одежду.

– Чего тебе надо, Развияр?

– Ты по-прежнему думаешь, лучше бы мне утонуть? – спросил он неожиданно для себя. – Ты в самом деле так думаешь?

Он положил ладони на ее плечи. На ее острые, теплые, чуть подрагивающие…

Она оттолкнула его руки. Отошла в дальний угол:

– Я не могу с тобой разговаривать сейчас.

– Что изменится потом?

– Оставь меня в покое. Я хочу быть одна.

– Я хотел… Послушай, мне нужно рассказать кому-то.

– Уходи. Я не могу тебя видеть.

– Понимаю.

Он вышел, миновав стражу у дверей, и остановился посреди внутреннего дворика, украшенного, как это принято у Золотых, фонтаном. Легкий ночной воздух колом встал поперек горла. Еще усилие… Подтянуться, возрасти, поймать наконец то, что вечно ускользает. Краюшка хлеба с коричневатой блестящей корочкой… Огарок свечи… Книга… Белка… Клинки… И дальше, и дальше – умирающий Имиль, и дальше – Лукс, и дальше – Яска, и дальше – парящий город, и дальше, и дальше…

Темнота.

* * *

На другой день с «Крыламы» в город перевезли Подарка. Мальчишка ощущал напряжение, висящее в воздухе, но чудеса, представшие перед его глазами, заставляли его забыть о скованности и страхе. По распоряжению Развияра мальчика поселили в апартаментах по соседству с его собственными, и Подарок, широко распахнув окно, любовался видами площади, порта, шпилей с колокольчиками и вечно цветущих садов.

Лукс не отставал от сына ни на шаг, ходил по дворцу, не снимая ладоней с рукояток мечей, и заставил Подарка с утра до ночи носить кольчугу.

Тем временем город, переживший ужас поражения и прибытие Развияра, медленно приходил в себя. Понемногу открывались лавки. Появлялись на улицах люди, по-прежнему одетые в черное, но занятые мирными повседневными делами. Развияр выжидал; каждый день он вызывал для беседы кого-нибудь из Достойных, каждый день совершал небольшую вылазку – прогулку по старинным улицам, посещение рынка или мастерских. Мирте не хватало рабочих рук – те, кто обычно возил уголь и добывал камень, мыл посуду в харчевнях и мел улицы, бежали из города, и Золотые женщины, прикрыв платком сияющие волосы, со сдержанным достоинством брались за самую грязную работу. Развияр разглядывал их, не таясь.