Читать книгу - "Геносказка - Константин Соловьев"

— Потом они встретили принцессу Бланко. — Гензель все еще ощущал рвущийся наружу смех, острый, как осколки стекла, распирающие легкие. — И спустя много сотен лет вспомнили свое изначальное предназначение. Нашли человека, которому могут служить. И альвы! Альвы!

— Верно, братец. Теперь мы знаем, в чем заключался их интерес. Не в самой принцессе. Она — лишь объект, сосуд, в котором произошла непредсказуемая и загадочная реакция. Альвы хотели изучить то, чего изучить нельзя. Чудо. Хотели понять, как произошло невозможное.

— Цверги? Альвы? — настороженно спросил Тревиранус, хмурясь. — О чем это вы, судари, говорите?

— Уже не суть важно. Принцесса мертва. Вы погубили единственного настоящего человека, жившего на свете.

— Я уже говорил, что нерелигиозен.

— Значит, зависть? Вы убили собственную дочь из зависти?

— Квартероны любят все упрощать, — поморщился Тревиранус, отступая от гроба с мертвым телом. — Дело было куда серьезней, чем какая-нибудь зависть. Я просто не мог позволить, чтобы моя дочь была носителем неискаженного генокода. Не имел права. Рано или поздно истинное положение вещей просочилось бы наружу. Хоть трижды запрети делать генокарту королевской династии, кто-то рано или поздно это сделает. Конечно, чернь никогда бы не узнала. Но узнали бы прочие… Среди вассалов королевского дома остается много верующих в Человечество. Стали бы они терпеть на троне старика с пятнадцатью процентами порченой крови? Если рядом есть его дочь, олицетворение всего того, чему они возносили молитвы всю жизнь?.. Более того, история ее появления была бы провозглашена чудом. Бланко стала бы символом возрождения. И этот символ немедля окропили бы в крови. Самой черной и презренной, конечно. В королевстве вспыхнул бы бунт. Мне пришлось бы вновь усмирять мятежных баронов, как это приходилось делать моему прадеду. И прежде чем потухли бы погребальные костры, в землю ушли бы тысячи литров крови. Самой разной. Но ведь этой крови вам не жалко, сударь Гензель? Эту кровь вы охотно пролили бы, верно?..

— Дело не в этом, — твердо сказал Гензель. — Вы боялись не войны и не смуты. Вы боялись себя. Всякий раз, когда вы видели лицо Бланко, вы вспоминали о том, что жизнь ей дал ваш искаженный генокод. Прекрасный лебедь родился у уродливой серой утки. Словно в насмешку. Бланко была тем зеркалом, в котором вы были обречены видеть собственное несовершенство.

На лице Тревирануса Первого дернулись мышцы. Наверно, тяжело удерживать полный контроль над своим телом, даже если приучен к этому с рождения. Человеческая плоть — слишком капризный материал. На него никогда нельзя положиться.

Чудовище, понял Гензель.

Вот то самое чудовище, которого боялась Бланко. Все это время оно было не в ней. Но очень близко. Ужасное и отвратительное подобие человека, сокрытое под фальшивой личиной.

Иногда, когда набираешься смелости распахнуть старый шкаф, не думаешь о том, что чудовища во взрослом мире не всегда живут в шкафах. Иногда они выходят из них. Черт возьми, во взрослом мире очень многие чудовища живут там, где им вздумается…

«Сейчас выстрелю, — подумал Гензель, не отрывая взгляда от укрытого благородной сединой царственного чела. — Выстрелю — и будь что будет. Разговор в любом случае уже закончен. Он не станет нас долго терпеть. Просто излил душу… Душу? Он излил гной из своей души, гной, что скапливался там годами. Видимо, иногда это необходимо даже особам королевской крови. А теперь он закончил. Значит, надо стрелять…»

Он погладил пальцем спусковой крючок. Сколько у него шансов разнести вдребезги королевскую голову? Один из ста? Миллионная доля шанса? Чушь, глупости. Нет у него никаких шансов. Но ведь и у принцессы Бланко не было шансов родиться человеком!

Палец слился со спусковым крючком в единое целое, их молекулярные структуры сплелись. Гензель почти чувствовал кислый привкус пороха на губах.

Дайте мне еще секунду, ваше величество!..

Тревиранус Первый вдруг замер. На высоком королевском лбу обозначилась тяжелая беспокойная морщина.

— Как интересно, — пробормотал он. — Никогда бы не подумал, что…

Должно быть, у него был необычайно острый, усиленный геномагией слух. Потому что Гензель услышал звук лишь несколькими секундами позже. Звук этот доносился сверху, со стороны пробитого во множестве мест потолка. Странный звук, не похожий ни на визг буров, ни на грохот бомб, — частый металлический перестук. Как будто там, этажом выше лазарета, сейчас бежали десятки человек в металлических сапогах…

Взрыв не был сильным, однако в помещении лазарета, заполненном обломками перекрытий и грудами искореженной аппаратуры, прозвучал оглушительно. Гензель схватил Гретель и потянул вниз, чтобы прикрыть собственным телом. Но в этом не было нужды. На противоположной стороне лазарета рухнул еще кусок потолка. Когда Гензель, отплевываясь от кислой каменной пыли, попытался подняться, протирая глаза, в пролом уже сыпались люди, великое множество людей в коричневых, серых и черных одеяниях.

Они скатывались на пол и тут же поднимались во весь рост, сжимая в руках оружие. Все — удивительно слаженно, аккуратно и синхронно. Словно каждый из них был фрагментом единого работающего механизма, безошибочно знающим свою роль. В сущности, так оно и было.

— Церковь… — выдохнул Гензель.

Монахи Церкви Человечества, Единого и Всеблагого, разительно переменились. Они не выглядели проповедниками и пастырями, они выглядели изготовившимися к бою воинами.

Рясы из грубой мешковины не скрывали их механических усовершенствований. Видны были лязгающие по полу гидравлические ноги, усиленные поршнями руки с хромированными пальцами, у многих блестели сложные черепные вживления, хорошо заметные благодаря монашеским тонзурам. Причудливое сочетание плоти и стали в самых разных пропорциях.

Монахи не тратили времени понапрасну. Едва касаясь пола, они рассредоточивались по разгромленному лазарету и занимали позиции. Им не требовались команды, не требовались условные знаки. Судя по всему, они знали, что делали, и настроены были крайне решительно. Не прошло и десяти секунд, как лазарет превратился в подобие шахматной доски. Только вместо шеренг белых и черных фигур по краям этой доски стояли две готовые к бою армии — генетические твари его величества и монахи Церкви Человечества. Гензель почувствовал себя крайне скверно, сообразив, что они с Гретель находятся в самом центре, рядом с хрустальным гробом. Крайне неудобная позиция на тот случай, если кому-то вздумается открыть огонь.

Его величество был удивлен, но не напуган.

— Поразительно, — невозмутимо произнес он, приподняв бровь. — Эта крепость стояла пустой несколько веков. Не странно ли, что именно сегодня здесь оказалось так много людей?..

— Возле тебя нет людей! — резко ответил ему уверенный и сильный женский голос, обладательницу которого Гензель еще не успел рассмотреть за серой стеной монашеских ряс. — Возле тебя лишь генетические вырождения и чудовища. Плоть от твоей проклятой плоти.