Читать книгу - "Мистерия - Вероника Мелан"

– Все, заткнулся, – стыдливо пробубнил Эльконто. – Такого я не видел. И не хочу.

– То-то и оно. А я видел ее почти повсюду – кто-то только готовился умереть, кто-то уже… И не важно, человек или животное – за животными она приходит тоже. – Регносцирос помолчал; четыре пары вытянутых мужских ног казались поперечными балками. На двух ботинки коричневые, на двух черные. – Я сначала не верил, что это она. Ходил, искал, присматривался, пытался понять, видит ли она меня. Один раз едва не придушил кошку, чтобы посмотреть, придет ли…

– Придушил?

– Нет, не придушил. Пожалел. Мне людей иногда меньше жаль, чем животных. Те сами становятся подонками, а кошка при чем? Не для того росла.

С растущей березы на крыльцо неторопливо приземлился еще один желтый лист. Полежал несколько секунд спокойно, затем, поддетый ветерком, поднялся на бок, перевернулся и затрепыхался, застряв тонкой ножки в щели между досками.

– Дурацкая все-таки у меня история. Чего взялся ворошить? Мало в ней хорошего, и потому я не буду утомлять вас подробностями своего взросления, скажу лишь то, что много лет подряд меня – не только юнца, но уже и взрослого – продолжало разрывать на части. Кто я? Почему часть меня желает крушить, ломать, хохотать над обломками и разрушенными судьбами, а вторая желает быть спокойной, нормальной, человечной. Другие люди начинали свой день с будильника, кофе, улыбки, хороших мыслей, а я с того, какая из моих частей победит сегодня? Остальные смотрели на тот мир, что находился снаружи, а я продолжал разглядывать себя изнутри. Все жили, к чему-то стремились, влюблялись, ссорились, искали хорошую работу, а я только и делал, что страдал то от неуемной жажды убийства, то от бесконечных поисков метода, как ее унять. Я был бледным, сложным в общении и сильно – это я теперь понимаю – походил на психа. Едва ли задерживался на какой-либо работе дольше месяца, не мог нормально общаться, моментально вспыхивал из-за неосторожно брошенного слова, а потом ночами не мог сомкнуть глаз – жаждал крови своего обидчика. Иногда я давал этой жажде волю – бил, но не убивал. Измывался, но никогда до смерти. Не хотел снова видеть ее – черную тень, которая обязательно придет после. И потому в какой-то момент ушел работать на кладбище – рыть могилы. Дед-смотритель там был старый и почти все время молчал, а покойники меня не донимали. То были, наверное, самые спокойные месяцы моей бродячей жизни.

Рассказчик помолчал. Задумался, покрутил в руках пустой стакан, нагнулся и отставил его на пол. Сложил руки на поясе, посмотрел на невысокий заборчик в конце сада, который с уходящими лучами вечернего солнца из коричневого превращался в синий.

– Вы просто хотели знать, какой я. И откуда у меня взялись крылья. А я и сам не знал о них, пока однажды ко мне в гости не пожаловал мой отец.

– Отец? Тот самый, живущий через дорогу от твоей матери мужик? – оживился Стив.

– Нет. То есть да – мой отец, но совсем не тот, живущий через дорогу от моей матери мужик. Мой отец явился в другой оболочке – занял ближайшее ко мне найденное тело – тело кладбищенского смотрителя. И жаль, что так. Потому что ни в чем не повинный старик после этого визита через сутки умер от инфаркта. А я даже не сразу понял, что случилось… Спал в тот вечер в стоящей у забора крохотной будке с единственным окном на рощу, мерз от холода, изредка просыпался, выходил на улицу и подкидывал сучьев в костерок, который развел у стены – отапливался, как мог. А потом пришел он – Генри. Странный, нервный, улыбающийся так, что меня начало морозить еще сильнее, и с черными, каких у него отродясь не было, глазами. И поведал мне мою же собственную историю, ублюдок…

– Генри?

– Генри не ублюдок. Это я про настоящего отца своего – демона. Его заливистые трели я помню, как сейчас. «Сынок, как я рад тебя видеть! Ты вырос, возмужал и развился. Давай, пойдем со мной, я тебя всему научу. Жажды больше не будет, будет власть, ты, наконец, поймешь, для чего рожден…» и все в таком духе.

– Это он о чем?

Регносцирос хрипло рассмеялся.

– Он попытался обратить меня в собственную веру, сделать полноценным демоном. Сначала тщательно и детально рассказал мне, кто я такой и почему меня постоянно мучает жажда разрушений, затем долго и смачно объяснял, как несказанно мне повезло родиться в физическом мире, ибо для того, чтобы рушить чужие жизни и заключать сделки, мне не нужно искать – а это, мол, задача сложная – человеческое тело, ведь у меня есть свое. И под конец объяснил, что мне пора начинать.

– Начинать что?

– Работать. Как и другие демоны. Ведь я же вижу человеческие эмоции и желания? Таким образом, я мог бы легко находить слабые места и предлагать сделки, а вниз, в свою очередь, поставлять души. Ведь я наверху, среди людей, прямо в кормушке – никаких тебе энергетических затрат на то, чтобы сюда добираться и здесь оставаться, ни на то, чтобы держать в целостности физическую оболочку, а качества демона развились в полном объеме. В общем, идеальный сын, готовый конвейер пищи вниз – только руку протяни.

– А ты?

– Я?.. Я тогда, помнится, даже заинтересовался. Надо же – я не урод и не псих, я чего-то стою. Он, в общем, складно говорил, хорошо. А после проводил меня вниз – показал, как все выглядит их глазами, и то была главная и единственная совершенная им ошибка.

– Почему? – терзаемый любопытством Канн даже свесился на стуле набок. – Что ты увидел там внизу?

– Не только увидел, – ухмыльнулся его сосед, – но и попробовал на вкус то, чем они питаются. Разлагающейся, гниющей от пороков человеческой душой.

– Е@ать-колотить! – тут же скривился Эльконто. – Вот хоть ты как, а вкусно не слушается!

На лице Лагерфельда нарисовалась смешанная с отвращением усмешка.

– И? Тебе понравилось?

– Да ты издеваешься что ли? – хмыкнул Баал. – Это все равно, что жрать заплесневевшую кучу г@вна и думать, что перед тобой ирманский сыр со вкусом Бальтуми. Язык, вроде как, должен наслаждаться, а ум – он-то остался человеческим – орет, что ты мажешь гадостью собственные кишки. Короче, не сработало. И если сказать вкратце, то отец приходил ко мне еще раз пять – все пытался гнуть свою линию, но, в конце концов, я послал его так жестко и откровенно, что он больше никогда не являлся. И тем лучше – больше нетронутых людских тел осталось существовать без вреда для их хрупкого здоровья.

– Так и что? Генри-то умер, так? Ты, наконец, понял, кто такой, и что было дальше? Вот не хотел бы я такой судьбы, братец. Всяко не хотел бы, – Канн, видимо, хорошо представил себя на месте друга, и потому лицо его приобрело вовсе уж скорбное выражение.

– Да ты хорош лезть в чужую шкуру – оно тебе надо? Не так уж плохо я, к слову говоря, теперь устроился. А вот тогда… Тогда я понял лишь одно – я не желаю, чтобы эта тварь, под названием демон – жила во мне. И заартачился. Надавил ему ступней на горло, посадил на цепь и лишил воздуха. Но лишить воздуха того, кто одновременно является частью себя – опасное занятие, и потому спустя пару лет я пришел к единственному доступному в такой ситуации решению.