Читать книгу - "Колесо страха (сборник) - Абрахам Грэйс Меррит"

– Почему ты не раздобыл парик? – спросил Кентон, который столь увлекся историей Гиги, что позабыл о цепях.

– Я говорил тебе, Волк, что они любили перебирать мои волосы пальцами, – строго ответил Гиги. – Может ли парик остаться на месте при таком обращении? Уж не в том случае, когда мы говорим о женщинах, которые любили меня, нет! Нет! Я скажу тебе, что я сделал. И сейчас ты поймешь, как мои утерянные волосы связаны с тобой. Высший жрец Нергала в Ниневии был моим другом. Я пошел к нему и сперва попросил о заклинании, которое могло бы вырастить мне волосы. Он был возмущен и сказал, что не осквернит искусства магии подобным. И тогда, Волк, я начал сомневаться в силе этих чародеев. Я видел, как этот жрец творил великую магию. Он создавал фантомы, от которых волосы на моей голове становились дыбом – когда они еще были у меня. Насколько проще было бы ему встопорщить их без всяких фантомов? Я спросил у него об этом. Он разъярился еще больше и сказал, что имеет дело с богами, а не с брадобреями! Но теперь я все знал. Он не мог этого сделать! Я, однако, умолчал об этом и попросил его спрятать меня там, где принцесса не нашла бы меня, и там, откуда я, слабовольный, не бросился бы искать ее. Он улыбнулся и сказал, что знает такое место. Он посвятил меня в аколиты Нергала и дал мне знак, который, как он сказал, обеспечит мне благоволение того, кого он назвал Кланетом. Также он заставил меня принести клятвы, кои нельзя было нарушить. Я легко принес их, думая, что они временны и что его друг Кланет – это высший жрец некоего сокрытого храма, где я буду в безопасности. Той ночью я спал беспечно, счастливый, словно ребенок. А проснулся я, Волк, здесь! Это была жалкая шутка, – злобно пробормотал Гиги. – И жалкую шутку сыграл бы я с тем ниневийским жрецом, если бы знал, как вернуться к нему! Но с тех пор я здесь, – добавил он. – И мое посвящение Нергалу не позволяет мне пересечь барьер, где маленький сосуд наслаждений, зовущийся Саталу, ждет, чтобы я заключил ее в объятия. И иные клятвы препятствуют мне покинуть этот корабль, когда я иду за едой или снастями, ибо это и есть то прибежище, о котором я просил, которое не могу покинуть и куда моя принцесса не может прийти ко мне. Клянусь Тиамат^[64] из бездны, я получил прибежище, о котором просил! – воскликнул он горько. – И клянусь Белом, повергшим Тиамат, я так же сыт этим кораблем по горло, как и Зубран. Но если бы не было меня здесь, – продолжал он, будто эта мысль лишь сейчас пришла ему в голову, – кто освободил бы тебя от цепей? Куст, отсутствие волос, влюбленная принцесса и мое тщеславие – вот что привело меня на корабль, чтобы я мог освободить тебя. Из каких нитей порой боги ткут наши судьбы…

Гиги наклонился вперед, и его глаза более не сверкали зловеще, а лягушачий рот скривился в доброжелательной улыбке.

– Ты мне нравишься, Волк, – просто сказал он.

– И ты мне нравишься, Гиги, – сдался Кентон. – Очень нравишься ты мне. Я полностью доверяю тебе. Но Зубрану…

– Не сомневайся в Зубране, – отрывисто произнес Гиги. – Его тоже обманом заманили сюда, и еще сильнее, чем я, желает он свободы. Когда-нибудь он расскажет тебе свою историю, как я рассказал тебе свою. Хо! Хо! – рассмеялся барабанщик. – Всегда жаждет нового, всегда томится от скуки в обыденности – таков Зубран. И такова его судьба – оказаться в новом мире и обнаружить, что он хуже старого. Нет, Волк, не бойся Зубрана. Со щитом и мечом станет он с тобой бок о бок – пока ему не наскучишь даже ты. Но и тогда он останется верен, – торжественно сказал он, глядя на Кентона немигающим взглядом, будто стремясь заглянуть ему в душу. – Хорошенько подумай, Волк, – прошептал он. – Твои шансы невелики. Мы вдвоем не сможем помочь тебе, пока Кланет правит своей палубой. Не исключено, что ты не сумеешь освободить длинноволосого, который лежит рядом с тобой. Тебе придется сразиться с Кланетом, двадцатью его людьми и, вероятно, самим Нергалом! И если ты падешь, тебя ждет смерть, и не сразу, а после долгой, долгой пытки. Здесь, прикованный к веслу, ты все же жив. Подумай хорошенько!

Кентон вытянул вперед свои скованные запястья.

– Когда ты сломаешь мои цепи, Гиги? – лишь спросил он.

Лицо Гиги посветлело, его черные глаза сверкнули, он поднялся, отчего затряслись золотые кольца в его ушах.

– Сейчас! – сказал он. – Клянусь Сином, Отцом Богов, и Белом-Разрушителем – сейчас!

Он ухватился руками за кольцо, сковывающее талию Кентона, разорвал его, будто оно было сделано из бумаги, и сломал замки на кандалах запястий.

– Беги, Волк! – прошептал он. – Беги на свободу!

Не оборачиваясь, он направился к ступеням, ведущим из ямы, и принялся подниматься наверх.

Кентон медленно встал. Его цепи упали на пол. Он посмотрел на спящего викинга. Как освободить его от оков? И как, если ему это и удастся, разбудить его, прежде чем вернется Захел, чтобы поднять на ноги остальных рабов?

Кентон вновь огляделся. У подножия высокого стула надсмотрщика сверкал тонкий нож. Похоже, его уронил Гиги – специально для него? Кентон не знал этого. Но он знал, что с его помощью сможет открыть замки на оковах викинга. Он шагнул к нему…

Второй шаг занял куда больше времени.

А затем глаза его застлал туман.

Сквозь этот туман он видел зыбкие силуэты спящих гребцов, походившие на фантомы. А ножа он более не мог разглядеть.

Кентон протер глаза и посмотрел на Сигурда. Тот был призраком!

Он перевел взгляд на борта корабля. Они таяли на глазах, сквозь них он видел бирюзовую гладь моря. А затем оно превратилось в пар. И исчезло!

Его больше не было!

Кентон какое-то мгновение парил среди густого тумана, а затем его бросило к серебристому свету. После чего свет погас. Его несло сквозь непроглядную черноту, наполненную завываниями яростных ветров.

Но вот и тьма исчезла! Сквозь его зажмуренные веки пробивался свет. И падение прекратилось. Шатаясь, Кентон встал и открыл глаза. Он снова был в своей комнате!

Снаружи раздавался гул автомобилей, подчеркиваемый гудками клаксонов. Кентон ринулся к драгоценному кораблю. Не считая рабов, сейчас на палубе была лишь одна фигурка, одна игрушка. Человечек стоял на ступенях, ведущих в яму, раскрыв рот, опустив к ногам хлыст. Его поза, все его тело выражало изумление.

Захел, надсмотрщик!

Кентон посмотрел в яму рабов. Все рабы спали, суша весла…

И вдруг он краем глаза увидел собственное отражение в большом зеркале! И, ошеломленный, остановился перед ним.

Ибо человек, отражавшийся в нем, не был тем Кентоном, которого бросило из его комнаты в таинственное бушующее море. Черты его лица загрубели, глаза смотрели ясно, бесстрашно. Мышцы на его расширившейся груди не вздувались, но были упругими и твердыми, как сталь, они придавали его телу грациозный вид.