Читать книгу - "Ларец - Елена Чудинова"

— Куда это все спешат? — глянув в окно, спросила Нелли Катю на следующее утро. Для того чтобы разглядеть однонаправленное оживленье на улице, пришлось упереться носом в холодное стекло. Окна в Белой Крепости были совсем как в каменных рассказах о старине — наборные. Разве только прозрачней, не из камня-слюды, а все же из стеклышек. Не было в Крепости и зеркал в рост. Оно и понятно, как все это сюда доставлять?

— В книжную избу, — буркнула Катя сердито.

— В вифлиофику? — удивилась Нелли. — А что там всем враз понадобилось?

— Совет держать станут, пленнику допрос делать.

— Ух ты, а мы чего ж сидим?! — Нелли метнулась от окна. — Я тож слушать хочу!

— Ишь, разбежалась. Недорослей никто не звал, тебя в том числе. Уж я спрашивала.

От этакой безумной несправедливости у Нелли сперло дыханье.

— Где отец Модест? — еле выговорила она.

— Не поможет. Он и сказал мне, чтоб ты-де губу не раскатывала. Порядки тут строгие.

— Мы ж его и поймали!

— Поймала-то, положим, княжна Арина, так она там. Она ж взрослая уже по правде.

— Ну так она нам и расскажет. — Нелли чуть успокоилась, однако обида не ушла. — Парашку ты не видала?

— В тайге опять, ей теперь вовсе ни до чего дела нету.

— Так там же не растет ничего.

— Говорит, начинает, — Катя передернула плечом.

— Пойдем хоть, глянем, что да как, — Нелли вздохнула.

Единственной любопытною переменой оказалось то, что взрослые мужчины сняты были с караула, вместо них дозор несли сверстники девочек.

— Видала? — продолжала негодовать Катя. — Сторожить так можно, а на совет нельзя.

Ноги сами привели девочек на крошечную площадь меж вифлиофикою и храмом.

— А я вчера ойротам помогала табун гнать, — Катя мечтательно улыбнулась. — Ох, хорошо! Лошадей много, мчатся тесно, словно река здешняя. Гривы по ветру плещут, ровно волны. Кажется, все на своем пути снесет, закружит, умчит! А копыта стучат, словно камни. Только одно — водную реку своей воле не подчинишь, а табун направишь куда захочешь, коли ловок да смел! Эх, мне б еще Роха сюда!

— Можно подумать, я по Нарду не соскучилась, — ответила было Нелли, да сама себя оборвала: стукнула тяжелая низкая дверь вифлиофики. По очереди вышли трое: два стражника и Сирин между ними. Руки пленного были стянуты за спиною веревкой.

Вид нещасного казался жалок. Серая бледность покрывала его чело и ланиты, красивый маленький рот кривился, словно у дитяти, готового заплакать. Шел он, словно не видя перед собою дороги, и дважды оступался.

— Эк его разобрало, — усмехнулась Катя. — Завершили они, что ль, свое толковище?

Больше, однако, наружу никто не выходил. Стражи повлекли пленника в противуположную от подруг сторону, но прежде чем шагнуть в узкий переулочек, тот зачем-то обернулся через плечо. Взгляд Сирина встретился со взглядом Нелли и неожиданно ожил, словно тот пробудился ото сна. Глаза его, полные печали, не имели просящего выраженья, какое обыкновенно бывает у людей, коим остается лишь уповать на чужое милосердие. Напротив того, он глядел сурово.

— Как с ним поступят? — негромко спросила Нелли. — Арина сказывала, что не убьют.

— Продадут в рабство монголам, — осведомленно ответила Катя. — Оттуда возврату нет. Дикие они, монголы-то, ужас. Не моются никогда, а одежу носят, покуда на теле не истлеет. Нужных мест у них нету, пакостят где приспичит, даже на людях. К шатрам их пешком не пройдешь, так загажено вокруг. И родственной приязни промеж собою вовсе не знают. Всякому человеку ничего так не свято, как мать с отцом. У монголов же другое. Как кто в семье в дряхлость вошел, везут его в овражище особый, Золотой Люлькою прозывается. Там старика и оставят, только еды-питья на первое время дадут немного. Вся овражина костьми человечьими устелена. И живут в той Люльке особые стаи собак, что человечиной кормятся. Так они, монголы-то, тех собак за священных почитают, надевают им ошейники с красными шелковыми лоскутьями. Так-то вот.

— Неужто там все-все так делают? — Нелли поежилась. — Со всей страны в один овраг свозят?

Только сейчас Нелли заметила, что они уж перешли площадь и следуют за Сириным и его стражами, чьи спины маячили в другом конце переулка.

— Не знаю, мне так местные сказывали. Может, не везде такое, а может, и яруг не один. Все одно радости мало у монголов жить. Скот пасти станет небось.

— Нельзя человека отдавать в руки диким! — возмутилась Нелли.

— Не отдавать, а продавать, — поправила Катя. — Коли дикий деньги заплатил, так нипочем от него не сбежишь.

— Уж лучше убить.

— Может, и лучше, только здешние убивать не любят очень.

— Нельзя так поступать! Гадко это!

Нелли заметила, как идущие впереди свернули налево.