Читать книгу - "Никаких принцесс! - Мария Сакрытина"

— То есть дешевле? А если… если я не хочу жить во дворце? Ромион, тебе что, для меня дом жалко? После всего, что я сделала?.. Ромион, ты знаешь, что жадность с людьми творит?

— Я знаю, что творит расточительство короля с его подданными. Особенно бедными подданными, — парирует Ромион, хмурясь еще сильнее. — Виола, ты не могла бы перестать это делать?

— А что я делаю?

— Зачаровываешь меня. И с каждой минутой все сильнее. — Ромион действительно выглядит так, будто ему приходится сейчас бежать вместо лошадей. Даже капелька пота по виску стекает. — Пожалуйста, прекрати. Это низко — выпрашивать у меня обратно тот особняк таким способом.

— Выпрашивать? — ахаю я. — Да я ничего не делаю! Ромион, думать обо мне так — вот это низко! Послушай, я не знаю, что происходит, но я тебя не зачаровываю, я и колдовать-то толком не умею!

— А… ясно, — выдыхает минуту спустя Ромион и с видимым усилием отрывает взгляд от меня. — Королева, твоя мать, не показала тебе, как держать свою магию под контролем?

— Нет… А зачем? Какая магия, Ромион, я же правда ничего не делаю!

— Я сегодня же выскажу официальную ноту протеста Садам, — бормочет Ромион. — Виола, умоляю, отвернись. Звезды, как мой брат это терпит?..

Так мы и едем до дворца в мертвой тишине, старательно глядя в разные стороны. И атмосфера в карете такая, что стоит не так вздохнуть, как между нами заискрит. Все-таки Ромион неисправим…

У парадного подъезда — того самого, где нас всего-то месяц назад встречали сиернские придворные, ужасаясь моему уродству и сочувствуя Ромиону, наша карета останавливается, Ромион приказывает (именно приказывает — королевский титул на него плохо влияет) мне оставаться в карете и громко требует к себе придворного мага.

Придворный маг еще молод — для мага, я имею в виду. Или я просто жертва стереотипа, что придворные маги все, как Мерлин, старики? Этому волшебнику на вид лет тридцать, и все равно очень забавно выглядит, когда он кланяется маленькому юному Ромиону и взволнованно интересуется, что происходит.

— Сделай с ней что-нибудь! — вместо ответа выдыхает Ромион, неприлично указывая на меня пальцем.

Маг встречается со мной взглядом и бледнеет, как будто я не девушка, а какой-то… волколак! И только что съела его бабушку.

— Ваше Величество, может быть, вы просто вывезете ее за пределы Сиерны…

Я давлюсь воздухом. Этот колдун что, только что вежливо предложил Ромиону выкинуть меня за границу его страны?

Ромион вздыхает еще горше.

— Я не могу, это наследница Зачарованных Садов, — «а то бы выкинул» невысказанное повисает в воздухе.

— Да я сама уйду! — обиженно восклицаю я и, подхватив мишку, пытаюсь выбраться из кареты, но Ромион с магом встают в проходе грудью.

— Виола, не смей!

— Ваше Высочество, подождите, прошу вас… Минутку… Еще немного. — Колдун чарует, я с подозрением за ним слежу… Но в лягушку вроде не превращаюсь. Зато Ромион вдруг выдыхает, как будто снял с себя всю тяжесть мира.

— Звезды…

— Я запечатал… Ее Высочество… — задыхаясь, как после пробежки, говорит придворный маг.

— Надолго? — с надеждой интересуется Ромион, но маг качает головой:

— Часа на три, не больше.

— Я сейчас же вызываю королеву Садов! — бледнеет Ромион.

— Эй, а может, мне кто-нибудь объяснит, что происходит?

Но Ромион себе не изменяет. Он торопливо отдает приказы, сдает меня с рук на руки армии горничных, которые несут меня в то, что здесь называется «гостевыми апартаментами», а по сути — дом в доме, в смысле, во дворце. Одна купальня чего стоит!

Где-то на периферии маячит придворный маг, но больше никаких мужчин — только горничные. Уносят моего Самсона, снимают с меня пижаму, облачают в утреннее платье, пытаются прибрать мои волосы… И когда терпеть это у меня сил больше нет, дурдом наконец прекращается — с приходом мамы.

Она вплывает в купальню, точно на облаке — из летних терпких ароматов. Розой всегда пахнет моя сестра, фиалкой, если верить Дамиану, — я, а вот мама — это всегда цветочная смесь, терпкая и требовательная. В детстве я представляла, что это золотая пыльца вокруг мамы — облако. И до сих пор мне так кажется — неудивительно, ведь мама теперь носит все золотое. Я не знаю названия ткани, из которой сшито ее платье, но это что-то цветочное. В смысле, если взять лепесток той же розы и приложить к маминому платью да покрасить в золотой, будет не отличить от той ткани.

Всегда красивая, моя миниатюрная мама теперь держит себя как истинная королева. Горничные перед ней расступаются, приседая в реверансах, словно заранее знали, что королева фей придет навестить дочь.

Я же смотрю на нее и вижу, что теперь, когда проклятие снято, я действительно очень на нее похожа. Волосы, фигура — возможно, у всех фей такие. Но вот черты лица — мы кажемся сестрами теперь, точно так же, как когда-то мама с бабушкой казались сестрами мне. Просто одна чуть-чуть старше — видно по взгляду. Мудрее, быть может?

Это было лет десять назад. Интересно посмотреть на бабушку сейчас… Ха. Сдается мне, скоро так и так ее увижу.

Мама прогоняет служанок и сама принимается за мной ухаживать… Дамиан как-то заметил, что я странно говорю о матери — о крестной ведьме и то теплее. Ему есть чему удивляться — у него, рассказывают, была нормальная, обычная мать. А я уже лет десять знаю: моя мама — наследница (а теперь и вовсе королева) и титул важнее, чем дочь. Дочери. Так или иначе, меня никогда это не удивляло: сложно удивляться обычаям фей, побывав в их Садах. Я и не удивляюсь — ни тому, что мама все-таки бросила папу, и даже ни тому, что отца Роз она точно так же бросила, как и саму Роз. Для фей это нормально: наследница обязана родить дочь… И забрать ее, когда та вырастет достаточно, чтобы ее магия пробудилась. Обычно это происходит в двенадцать, но я была проклята, а Роз так и осталась феей лишь наполовину. Это я тоже приняла как данность: хоть Роз и казалась мне истинной феей, до уровня мамы она никогда не дотягивала. Не такая красивая и без… всего этого. Флера. Пыльцы. Всего, что делает фею феей. Не знаю, мне пока сложно это объяснить, но я уже чувствую.

Сейчас, выходит, мое время пришло — этого я и боялась, когда говорила Габриэлю: я была в Садах и знаю, что там могут сделать с человеком. Со мной. Я не фея в душе, мне будет сложно. Наверное, мама это тоже чувствует: она долго стоит за моей спиной, глядя через мое плечо в зеркало. У нее тоже темно-синие, почти фиолетовые глаза, но взгляд сейчас грустный. Она знает, что меня ждет. Она сама через это прошла.

Я же говорила, что сказка сказкой — а жить в этом мире… Не знаю, может быть, принцессой это было бы замечательно. Но не постоянно, не всегда. И не феей. Не мне.

— Я научу тебя, как дать понять мужчинам, чтобы они тебя не тревожили, — говорит мама наконец. Она не говорит: «Я научу тебя, как стать незаметной». Или: «Как вернуть все, как было прежде». Мы обе знаем, что это невозможно.