Читать книгу - "Скрут - Марина и Сергей Дяченко"

Голос его снова дрогнул. Ему очень не хотелось, чтобы последние его слова были поняты буквально.

Княгиня шагнула вперед — колыхнулся тяжелый подол траурного платья. По ком она носит траур, угрюмо подумал Игар. По дочери, по старшей дочери, которую сама же и уморила… Но ведь больше года прошло…

Белая рука легла ему на голову. Он съежился, не решаясь высвободиться.

— Ты ничего не знаешь, — печально сообщила княгиня. — Ни что я о тебе думаю, ни что собираюсь делать… У тебя фантазии не хватит. Ты не в состоянии вообразить, — и ее пальцы чуть поворошили его волосы, медленно поднимающиеся дыбом.

— Я же ваш зять, — прошептал он, с третьей попытки вернув себе власть над голосом. — Я же… Илаза любит меня. Илаза…

Княгиня с упорством, достойным лучшего применения, создавала на Игаровой голове некое подобие прически:

— Моя дочь очень обидела меня, сынок. Очень. Мне больно и горько. И причина этому — ты.

— Она в беде! — Игар решился наконец высвободить голову и посмотреть княгине в глаза — снизу вверх. В раскосых княгининых глазах стояли настоящие слезы:

— Да, сынок. Она в беде. В очень скверной беде — ее угораздило поступить против моей воли… Поверь, что все остальные Илазины неприятности — просто мусор, недоразумение, печальная тень этой ее главной ошибки… Понимаешь?..

Игар скорчился, не в силах оторвать взгляда от черных глаз, в которых из-под высыхающей влаги проступал желтый, нехороший огонек:

— Илазе угрожает… я знаю, что именно угрожает Илазе. Но сначала нечто куда более скверное угрожает тебе. Понимаешь, почему?

— Я виноват, — язык Игара как-то сразу сделался сухим и неповоротливым. — Я виноват, я… хорошо, я искуплю. Хорошо… Ну убейте меня, сделайте дочь вечной вдовицей… Но сейчас-то она… — княгиня смотрела на него с чуть заметной улыбкой, и от этой жуткой снисходительной улыбочки Игаром овладела вдруг отчаянная, безнадежная злость.

— Вы что, оглохли?! Вы не понимаете, что я говорю?! Он сосет кровь! Из животных и… людей тоже! Он каждую минуту может… и Илаза в его власти! И каждый миг промедления — это слезы вашей дочери! Горе и страх! Если охота кого-нибудь помучить — так поймайте крысу…

Княгинина рука снова отыскала его загривок. Игар крепко зажмурился, ожидая боли; вместо этого пухлая ладонь скользнула по его лицу, пальцы нежно нащупали подбородок:

— Крыса не сделала мне ничего плохого, мальчик. Ни одна крыса в мире не досадила мне так сильно, как ты.

— Илаза умира… — выкрикнул было он, но прохладная рука зажала ему рот:

— А ты досадил мне. Илаза — просто маленькая дура… Когда женщина, — растопыренная пятерня сдавила Игарово лицо, — когда одинокая женщина воспитывает единственную, — княгиня оттолкнула его, так что он снова плюхнулся на пятки, — единственную… дочь, она вправе рассчитывать на… хотя бы самое простое уважение. Я не говорю уж о послушании…

Теперь он смотрел в отдалившуюся княгинину спину. Тугая перетяжка по-прежнему перечеркивала ее, разделяя красивую спину надвое и делая ее похожей на перетянутый веревкой мешок. «Почему вы не носите корсетов?» — хотел спросить Игар, но вместо этого только длинно, прерывисто всхлипнул.

— Моя Ада умерла, — буднично сообщила княгиня. — И я до конца дней поклялась носить траур. Тот мальчишка, погубивший ее… умер достаточно быстро. С тех пор я много мечтала, сынок. Я мечтала, что можно было бы… сделать с ним. И теперь, когда Илаза… когда она так со мной поступила, единственным утешением мне остался ты. Ты мне ответишь и за Аду тоже… Сначала, конечно, расскажешь, кто из слуг бегал с записками, кто открывал ворота… Но слуги — они слуги и есть. А ты теперь, — в голосе ее царапнула насмешка, — ты теперь — зять.

Игар молчал. Все его слова как-то слиплись, застряли под языком, подобно кислой и липкой массе. Перед ним стояла глухая каменная стена, а он пытался добиться от нее понимания, что есть сил колотясь головой.

Святая Птица, что ей говорить?! Пообещать внуков? Которые будут с радостным щебетанием… залезать на колени, покрытые вечным черным бархатом? Любовь и поддержку в старости?! Она не доживет до старости. Черный огонь, отражающийся сейчас в раскосых глазах, сожжет ее раньше, чем умножатся седые пряди в высокой прическе…

Какие внуки!.. Да жива ли еще жена его?..

— Спасите Илазу, — попросил он шепотом. — Только я могу отвести. Если вы меня убьете…

— Да кто собирается тебя убивать, — она рассеянно гляделась в зеркало. — Мне интересно, чтобы ты жил до-олго…

Белая рука резко тряхнула золотой колокольчик, и звон его оказался неожиданно хриплым, как воронье карканье.

А ведь они совсем не похожи, отрешенно подумал Игар. Мне показалось.

— Клянусь Алтарем, который сочетал нас с Илазой, что…

— Замолчи, — княгиня содрогнулась. Игару показалось, что лицо ее за последние несколько секунд сделалось еще бледнее — хоть это трудно было представить.

По-видимому, бледность княгини не была случайной; во всяком случае, округлые руки до половины выдвинули ящик стола и вытащили оттуда зеленый, как жаба, аптечный пузырек. Игар безучастно считал капли, падающие в замутившуюся жидкость — содержимое хрустального стакана, а тем временем в дверь почтительно стукнули, и вошедший оказался невысоким толстяком с пузатым саквояжем в опущенной руке.

Княгиня, морщась, опрокинула напиток в рот; Игар, снова всхлипнув, обернулся к толстяку:

— Я… меня нельзя сейчас… Я же должен отвести людей на помощь Илазе… А я вот возьму и не поведу!! Если вы хоть пальцем…

Толстяк добродушно кивнул. Глаза его, непривычно широко посаженные, казались синими, как вода.

— Судьбой Илазы распоряжаюсь я, — холодно сообщила княгиня, задвигая ящик стола. — И еще кое-чьей судьбой… И не волнуйся, — она вдруг широко усмехнулась. — Будет отряд, и ты его поведешь… Чуть позже. Несколько часов ничего не изменят, а страдающая мать вправе… хоть отчасти возместить моральные потери. Здесь, — другим тоном сказала она толстяку. — Приготовь.

Толстяк снова кивнул, и на макушке его мелькнула, как привидение, нарождающаяся плешь.

Игар сидел, скорчившись, втянув голову в плечи и боясь поднять глаза; к стыду своему, он вовсе не ощущал радости оттого, что поход на выручку Илазе все же состоится. Минуту назад он готов был ради этого вытерпеть любые муки — а теперь голубоглазый толстяк беспокоил его все больше и больше.

В наступившей тишине отчетливо лязгнул металл — тихо, деловито и неотвратимо. Игар крепко сжал колени; весь мир съежился до размеров княгининой комнаты, и потолок опустился ниже, и времени на жизнь осталось несколько минут. Думай, бедная воспаленная голова. Думай, как вывернуться… Безвыходных положений не бывает… Святая Птица, помоги мне…

Будто в ответ на его мольбы ремешок, стягивающий запястья, в последний раз впился в тело — и ослаб. А вот это неплохо, мельком подумал Игар, торопливо растирая локти и кисти. А вот свободные руки — это уже надежда… Шанс. Отец-Разбиватель говорил, что пока хоть палец свободен — шанс остается…