Читать книгу - "Пробужденный - Коллин Хоук"

– Я тоже надеюсь, – пробормотала я, углубляясь в вестибюль.

Здесь всегда были такие яркие лампы? Я прикрыла глаза, чтобы хоть немного утишить тупую боль, разгоравшуюся где-то за глазными яблоками, и чуть не на ощупь двинулась к частным лифтам. Завидев меня, швейцар по имени Стэн привычно нажал пятьдесят второй этаж.

Понятие скромности нашему пентхаусу было незнакомо. Родители приобрели целый этаж и не пожалели денег на отделку: ковры, выбранные самыми именитыми дизайнерами интерьеров; картины, призванные не столько украшать стены, сколько демонстрировать потенциальным клиентам отца наш доход; даже холодильник, который хотелось почтительно именовать «морозильным кабинетом», – все это было таким же безликим, как и комнаты. Моя спальня составляла единственное исключение. Я выбирала дизайн сама и постаралась превратить ее в по-настоящему комфортное место, где можно спокойно разуться и бросить на стол ключи.

Единственным приобретением родителей, которое я полностью одобряла, была стеклянная люстра Чихули[3]в обеденном зале. Отлитая по собственным, несколько хаотическим законам, она разительно контрастировала с нашим упорядоченным домом. В приглушенно сияющих золотых шарах, застывших между ними лентах и закрученных ракушках читалась дикая, свободная красота. Порой я запрокидывала голову и подолгу стояла так, мечтая, чтобы чья-нибудь искусная рука взяла пригоршню песка из пустыни, в которую превратилась моя эмоциональная жизнь, и переплавила ее во что-нибудь столь же драгоценное и удивительное.

Переступив порог, я первым делом отправилась на кухню.

– Марселла, ты здесь?

Единственным ответом мне было эхо, прокатившееся по бесконечным коридорам и утонувшее где-то в утробе дома. Я достала из холодильника диетический, идеально охлажденный имбирный эль и направилась в свою комнату, которая служила мне единственным убежищем в этом «ледяном дворце». Там я наконец скинула рюкзак и расстегнула ремешки сандалий.

Мне нравилась эта комната. Я выбрала для нее кремовые тона, цвет слоновой кости и нежнейшие оттенки розового. Темно-золотую кровать и тумбочку украшала тонкая резьба, вызывающая ассоциации с викторианской Англией. Четыре столбика, венчавшие углы кровати, были соединены плавными арками, с которых мягкими складками ниспадали полупрозрачные занавеси.

Роль одной из стен исполняло огромное окно, ведущее на мою личную веранду, с потрясающим видом на Центральный парк. Противоположную стену украшали геометрические фигуры: разнокалиберные квадраты и треугольники, отлитые из сахарного, будто заиндевевшего стекла, были подсвечены снизу приглушенным розовым светом.

Быстрый взгляд в позолоченное зеркало подтвердил, что ванна мне не помешает. Я пересекла комнату, утопая в длинном ворсе ковра и на ходу разминая затекшую шею. Плечи задеревенели и ныли – особенно левое. Головная боль усиливалась с каждой секундой, а кожу – будто мало мне других проблем! – начало саднить и покалывать, как если бы я содрала ее, упав с велосипеда. Я нервно облизнула губы и неожиданно ощутила медный привкус крови. Может, это запоздалая аллергия на музейную пыль?

Я вскрыла упаковку ибупрофена и принялась крутиться перед зеркалом, пока не убедилась, что выгляжу отвратительно со всех мыслимых ракурсов.

– Три ведьмы были правы. Ну и видок у тебя, Лилиана! Будто подралась с кошкой.

Взмолившись, чтобы ибупрофен как можно скорее оказал свое волшебное действие, я нырнула в огромную ванну и принялась яростно тереть кожу мочалкой. Только погрузившись в горячую пенную воду, я поняла, как же устала. Замотанная в полотенце голова сама откинулась на мраморный бортик ванны, и я не заметила, как уснула. Впрочем, мое забытье вряд ли длилось дольше нескольких минут: вскоре я проснулась, будто от толчка.

Окна в комнате были затонированы таким образом, чтобы в комнату свободно проникали свет и тепло, но никто не мог увидеть меня снаружи. Инистое стекло, окружавшее ванную, так же пропускало свет, но надежно скрывало того, кто принимал душ. Придя домой, я не стала включать люстру, чтобы насладиться теплотой закатного солнца – дорогое удовольствие в городе, застроенном высотками. Пожалуй, в этом заключалось одно из немногих достоинств жизни на пятьдесят втором этаже. Даже сидя в ванной, я могла любоваться тягучими медовыми лучами, которые медленно стекали по стенам и полу, пока не гасли совсем. На какую-то секунду я уловила движение в тенях веранды – но, присмотревшись, решила, что в этой иллюзии виновны облака или растущие тени зданий по другую сторону парка.

– Только паранойи мне и не хватало, – пробурчала я, снова пристраивая затылок на бортике ванной.

Я постаралась успокоиться и расслабиться, но горячая вода, вопреки чаяниям, взбодрила меня. К этому времени сумерки окончательно захватили комнату, слизнув последние крохи солнечного света, и я неожиданно почувствовала себя в ванне, как в саркофаге. В нос ударил сильный аромат благовоний, смешанный с медным запахом крови. Сознание на мгновение рассеялось, и я услышала отдаленные рыдания, а затем вопль.

Я распахнула глаза, судорожно втянула воздух и выпрямилась так резко, что вода плеснулась через бортик, залив мраморную платформу.

Я в ужасе выбралась из ванны и замерла посреди лужи, тяжело дыша и пытаясь успокоить отчаянно бьющееся сердце. Да что со мной такое?! Я никогда не слышала, чтобы мигрень вызывала галлюцинации, – но именно это, надо понимать, со мной и произошло. Если, конечно, я снова не заснула и не увидела кошмар.

Должно быть, во всем виноват низкий уровень сахара в крови. Перед выходом из дома я выпила только чашку чая. Да-да. Дело именно в этом. Мне просто нужно съесть немного шоколада… Но даже найдя своему наваждению более-менее рациональное объяснение, я не могла отрицать, что происходит нечто очень странное.

Наскоро высушив волосы и предоставив горничной Марселле прибирать затопленную ванну – совершенно немыслимый для меня поступок, за который, как я знала, мне еще предстоит поплатиться, – я натянула махровый халат и отправилась к письменному столу.

Первым делом я достала кучу брошюр и проспектов, безнадежно помятых при бегстве из музея. После того как я их разгладила и аккуратными стопками разложила на краю стола, мне стало намного лучше. Вычеркнув из календаря прошедший день, заполнив ежедневник на завтра и разобрав испещренные маркером рекламки университетов, я наконец-то снова почувствовала, что контролирую собственную жизнь.

Возможно, я походила на родителей сильнее, чем мне хотелось бы. Они исподволь меня выдрессировали, дисциплинировали, сделали настоящим маленьким солдатом, который так удачно вписывался в их организованную жизнь. Постепенно я тоже начала понимать прелесть рутины – повседневности, в которой нет места хаосу и беспорядку. И даже если душа моя страстно желала свободы и приключений, поведение никогда не выходило за рамки ежедневника с золотым обрезом.