Читать книгу - "Время Библиомантов. Начало Пути - Кай Майер"

У Паулины вырвался тихий стон, и она повернулась к Фурии лицом, продолжая опираться всем телом на стол, будто боялась потерять равновесие.

— Я просто размышляла.

— Вэкфорд… — Фурия прикусила нижнюю губу.

Паулина улыбнулась:

— Он ничего не скажет, даже если его начнут пытать и бить палками.

— Может, тебе стоит самой это сделать? Я имею в виду беседу, а не битьё палками.

— Хочу ли я этого?

Фурия пожала плечами:

— Это ты мне скажи.

— Ах, всё так невероятно сложно. Он мне нравится, но…

— Недостаточно сильно?

Кухарка покачала головой:

— Нет, дело не в этом. Просто мне по душе моя жизнь, я люблю её такой, как она есть. Всё это. И ничего не хочу менять. Даже самую малость.

Фурия улыбнулась:

— Вэкфорд, кстати, вчера сказал, что он ненавидит перемены.

— Вот видишь. Может, именно поэтому нам стоит оставить всё, как есть.

«Это какая-то старческая логика, — подумала Фурия, — необязательно в неё вникать». Но она понимала, что именно вгоняет Паулину в такую задумчивость.

— Это из-за мебели, да? То есть не из-за неё самой, а из-за того, что она собой олицетворяет?

Из груди Паулины вырвался глубокий вздох:

— Это всего лишь часть… Как-то… всё вместе. Не думай об этом. Может, я просто стала слишком уж чувствительной ко всякой ерунде.

Фурия внимательно глядела на Паулину, а та старательно отводила глаза.

— Поверь, папа делает всё, что в его силах, чтобы не увольнять никого из вас. Ты и Вэкфорд — вы члены нашей семьи. И даже Сандерленд…

Это была неправда. Сандерленд для Фурии был и остался чужаком. Даже после пяти лет работы в поместье, несмотря на все его попытки развеселить Пипа, в его присутствии ей всегда было не по себе. Но единственными, кому она могла в этом признаться, были лампа и кресло.

— Я бы готовила для вас еду совершенно бесплатно, ты прекрасно это знаешь, — сказала Паулина, качая головой. — И твой отец тоже об этом догадывается. Мне хватило бы собственного уголка в резиденции да времени для прогулок по холмам. Понимаешь… Скоро ты станешь совсем такой же, как твой отец. Ты всё больше на него похожа.

— Ни за что на свете!

— Ты унаследовала его таланты, и, когда он пользуется чёрным льдом, ты всегда рядом. Он обучает тебя всем этим вещам. В один прекрасный день ты продолжишь его дело.

— Ну, он не такой уж и старик. К тому же Пип — мальчик, он унаследует…

Паулина взяла руку девочки и погладила её ладонь.

— Ах, Фурия. Тебе неплохо было бы время от времени наведываться в мир, который там, за оградой, а не только смотреть в свои старые книги. Времена изменились. Сейчас всё совсем не так, как было сто лет назад даже здесь, в резиденции. И твой отец прекрасно это понимает. Он хочет, чтобы его наследием управляла ты, а не Пип.

— Даже если ты и права, я всё равно прослежу, чтобы всё здесь осталось как прежде. Ты и Вэкфорд… — Она запнулась, потому что вдруг поняла, что Паулина печётся вовсе не о своей работе.

Что-то особенное витало в воздухе, какое-то ощущение перемен. Когда после лета приходит осень, другими становятся не только погода и цвет листьев. Меняется воздух, меняется даже свет солнца. Похожее ощущение появилось сейчас здесь, в резиденции. Как будто враз выкрутили все лампочки в доме, и коридоры стали темнее, а тени глубже.

— Всё меняется, — сказала Паулина. — Такова жизнь, таково течение времени. Ты выросла, и даже Пип через несколько лет тоже станет взрослым.

Обе они усмехнулись, словно эта мысль показалась им абсолютно нереальной.

— Он забудет свой нелепый клоунский грим, а ты станешь настоящей женщиной. Так и должно быть. Но я чувствую, что это ещё не всё. — Она резко замолчала, не решаясь продолжать. Затем взяла себя в руки и заговорила снова: — Однажды у меня уже было подобное ощущение. Десять лет назад, когда…

— Когда умерла мама?

— Да.

Внутри у Фурии всё сжалось от боли, но она заставила себя улыбнуться, отодвинула миску и обняла Паулину. Та обняла её в ответ.

— Мне не следовало этого говорить. Ты меня не слушай. Наверное, я слишком часто брожу в одиночестве по холмам.

— Возьми с собой Вэкфорда, — предложила Фурия. — В следующий раз, когда соберёшься, пригласи его.

— Ты действительно думаешь, что это хорошая идея?

— Конечно.

— Он скажет, что у него полно дел. — В уголках глаз Паулины появились крошечные морщинки, которые проявлялись, лишь когда она улыбалась. — Какой же он всё-таки застенчивый…

Они снова улыбнулись друг дружке, и Паулина поцеловала Фурию в лоб.

— И не позволяй отцу распоряжаться собой. Он очень любит тебя и гордится тобой. Возможно, у него не очень получается это показать, но ему…

— Нужен преемник.

Паулина покачала головой:

— Дело не только в этом, ты и сама всё прекрасно знаешь.

Фурия снова обняла её и сделала несколько шагов к двери холодильной камеры.

— Кажется, мне надо поторапливаться. Интересно, что у него на уме на этот раз.

— Конечно.

Голос Паулины был всё ещё задумчивым, но уже не таким грустным. Несколько секунд кухарка наблюдала за девочкой, а затем медленно повернулась к кипящему котлу.

На крючке у входа в холодильную камеру висели две мягкие варежки. Фурия надела их и взяла из ящика молоток и зубило. Затем нажала на ручку двери. Та с шипением отворилась, и на кухне повеяло арктическим холодом.

Фурия подставила под дверь подпорку и проскользнула внутрь. Продуктов на полках было совсем немного, они вполне могли бы поместиться в обычном холодильнике. Но этот холодильный блок являлся частью резиденции точно так же, как и библиотека, и римские развалины в парке. И пока в нём хранился кусок льда из замороженных чернил, охлаждение в камере не выключалось никогда.

Иссиня-чёрный куб стоял в самом дальнем углу, на грубой деревянной раме. Когда-то эта была огромная ледяная глыба размером с кубический метр. Но на протяжении многих лет от него с левой стороны откалывали кусок за куском, и теперь этот куб уменьшился почти на треть. С виду он был похож на чёрный карьер.

С помощью молотка и зубила Фурия отколола пару кусочков льда и положила в миску. Если их растопить, то получится несколько ложек невидимых чернил.

Когда Фурия вышла из холодильной камеры, закрыла её и положила на место молоток, зубило и варежки, Паулина даже не повернулась. У порога кухни девочка оглянулась:

— Я не уйду, Паулина. Никогда.