Читать книгу - "Волхв-самозванец - Алексей Зубко"

По поводу удачной торговой операции я и шикую.

Вкуснотища!

Наслаждаясь каждым взрывом вкуса на языке, я мысленно поздравил себя с удачным приобретением – домовым Прокопом. Воистину без этого маленького шустрого и домовитого (извиняюсь за каламбур) духа, или кто там он по иерархии христианской демонологии, в общем, именно благодаря его стараниям в моей избе наметился явный крен в сторону порядка и обжитости. Исчезла паутина из углов – у меня все руки не доходили вооружиться веником и пройтись по потолку. Заблестел самовар...

Кот-баюн терпеливо дождался окончания завтрака и забрал опустевшую тару.

– А я здесь это... – начал он несмело.

– Опять? – строго спросил я.

– Да я не то... не политические...

– Уже лучше.

– Про любовь стихи.

– А что, весна на дворе? Март?

– Какая весна? – удивился кот.

– Ладно, забудь, – отмахнулся я. Не стану же я ему объяснять зависимость активности гормонов от времени года.

– Я прочитаю?

– Конечно, – милостиво согласился я, надеясь, что юное дарование ограничится чтением и не станет петь.

Не суждено было сбыться моим надеждам.

Василий притащил свою двухструнную и позвал домового.

Когда внимательные зрители заняли свои места: я на кровати, то есть без изменения дислокации, а домовой, высунувшись из-за печи и положив косматую голову на крохотные ручки, кот-баюн прокашлялся и ударил по струнам. Причем сразу по обеим.

На окраине лесной – глухой,

Но в стороне все же моей – родной,

Безобразие нарушило устой —

Это все любовь... Там русалочку лешак

Уж и так, и так, и так! Не подступится никак.

Ох, любовь... А она хвостом махнула,

В речку с дерева нырнула,

Упустила счастье – дура!

Вот вам и любовь...

Яростное балалаечное соло, затем лапа прижимает струны, разом обрывая музыку.

Кон Василий выдерживает паузу и кланяется.

Благодарные слушатели, то есть я и домовой, естественно, зааплодировали.

А что делать?

Васька напыжился от гордости за свое гениальное творение. Его шерсть поднялась дыбом, пасть расползлась в довольном оскале, отчего усы встопорщились, и весь его облик буквально вопил: «Хвалите меня, хвалите!».

Переход баюна от похабных антиправительственных частушек к лирике следовало поощрить. Но не сильно...

Я ограничился похлопыванием по загривку и плошкой молока.

Заодно угостил и домового. Он хукнул и залпом опорожнил кружку, затем, шмыгнув носом, выпалил:

– Хозяин, базар есть.

– Ну...

– Вы, конечно, мужик хороший, добрый, даже отзывчивый, корешок надежный...

– Спасибо.

– .... но неженатый.

– И что?

– Как что? В натуре, бабу в дом вести надо.

Я уже открыл рот, чтобы посоветовать ему не лезть в чужие дела, но тут Василий хихикнул и заговорщицки подмигнул.

– Хозяин у нас птица высокого полета. Ему царевну подавай.

– Цыц, волосатый!

– А что я? Я ничего. Сам видел, как вы с царевной Аленкой в садочке лобызались.

– Замолчи, а то на воротник пущу...

– Ой-ей-ей! Испугался...

– Струны порву.

– Молчу, – насупился борец за правду.

– Че, в натуре? – поинтересовался домовой.

– Угу, – подтвердил я.

– Ой, блин, засада, – схватился за голову Прокоп.

– Знаю, нелегко придется.

– Не все-то ведомо и волхву – гласу сил природных.

– А...

– Я тут на зорьке, – начал пояснять домовой, – с соседкой трепался. То, се... Так вот, она новость сообщила, паршивую, как ноне я зырю. К телке твоей сваты нынче ночью подрулили.

– Кто? – несколько сбитый с толку обилием сленговых выражений, поинтересовался я.

– Послы буфа царства тридесятого – Кощея Бессмертного.

– Да сказки это.

– Ну не знаю... Может, и сказки, а только подвалили они ополуночи. Все в черном; кони аки сажа, лишь беньками так и зыркают, вроде как огнем полыхают. Жуть! Сказано, нечисть заморская.

– Что еще?

– Сам Кощей прибыл в карете, золотом обитой и каменьями изукрашенной. Словно фраер в лепне черном, токмо морда как у упыря, белая вся, и мослы выпирают. Советник с ним – Чудо-Юдо. Здоровенный и башковитый.

– Что, умный очень?

– Да не... Бошек у него много, аж шесть. И все клыкасты и глазасты. Такой сожрет вместе с одежкой и лаптями и не поморщится.

– Не стоит беспокоиться, – проговорил я скорее для самого себя, – не отдаст же царь-батюшка родное дитятко в руки урода заморского. Любит он ее.

– Так-то оно так, но уж очень силен женишок незваный, тварь костистая. Может и войной пойти.

– А что делать? – спросил я.

– Замочить гада! – Это домовой.

– Увести невесту, – поддержал его кот-баюн.

– Короче. Вы тут сидите, а я схожу во дворец – разведаю что к чему.

В этот момент в дверь постучали.

Прокоп шмыгнул в устьице печи – лишь сажа закурилась. Васька сунул балалайку под кровать, а сам разлегся на подушке.

Я поспешил в сени и отворил дверь.

Тотчас в хату ввалился ярыжка. Тот самый, который давеча сообщил мне о царском вызове.

– Мира и процветания вашему дому, хозяин, – приветствовал он меня, кланяясь в пояс.

Растет однако же мой авторитет.

– И тебе того же, мил человек. С чем пожаловал?

– По цареву повелению, с наказом тотчас доставить тебя, волхв Аркадий, в царские палаты.

– Случилось чего?

– А то... Беда. Побежали.

– Не спеши, сперва оденусь. Все ж не в баню иду.

– Побыстрее, прошу, поторопись.

Наспех собравшись и сетуя на то, что нет времени побриться, я вышел во двор вслед за царским посыльным.

Ярыжка утер лоб и рванул ко дворцу, да так, что только пыль над дорогой поднялась, словно из-под копыт рысака.

Я тяжело вздохнул и пообещал себе купить коня помоложе моего Борьки, чтобы на нем скакать можно было.

Бег никогда не был моей сильной стороной. А до дворца, как ни крути, километров шесть, не меньше.

Сперва левой, затем правой. Снова левой. Правой... Жарко, однако... Левой, правой...