Читать книгу - "Племянник Чародея - Клайв Стейплз Льюис"

– Ух ты! – восхитились в толпе. – Прямо и сама королева?

– Ура ее величеству! – поддержал кто-то, и все заорали «ура». Колдунья гордо вскинула голову, щеки ее вспыхнули, но, услышав смех, она поняла, что над ней потешаются. Лицо ее изменилось, она переложила нож в левую руку и вдруг, без предупреждения, сделала поистине жуткое дело: легко, словно срывая травинку, отломила перекладину от фонарного столба. Магическую силу она утратила, но своя, обычная, осталась при ней, и сломать столб-другой ей было не труднее, чем палочку ячменного сахара. Народ быстро расступился. Потрясая новым оружием, королева погнала лошадь вперед.

«Сейчас или никогда!» – подумал Дигори и протиснулся между перильцами и лошадью. Если бы лошадь постояла тихо, он мог бы схватить колдунью за пятку. Когда он нырнул головой вперед, раздался грохот и звон – колдунья опустила железный брусок на голову полицейскому, и тот упал, как кегля.

– Быстрее! Их надо остановить! – услышал Дигори и увидел за собою Полли. Она прибежала, как только истекли два часа.

– Молодец! – сказал он. – Держись за меня. Вынешь кольцо, когда я крикну. Только помни – желтое.

Тут свалился еще один полисмен. Толпа зарокотала: «Да оттащите вы ее!.. Нет, камнем, камнем!.. Вызовите солдат!..» – но отступила подальше. Один Фрэнк – видимо, самый храбрый и самый добрый из собравшихся – по-прежнему пытался схватить лошадь, увертываясь от бруска.

Толпа гудела и ревела. Над головою Дигори просвистел камень. Колдунья звонко и вроде бы радостно выкликала:

– Подлые псы! Завоюю ваш мир, за все ответите! Камня на камне не оставлю! Как в Чарне, как в Фелинде, как в Сораце, как в Брамандине!

Тут, изловчившись, Дигори схватил ее за ногу. Она лягнула его прямо в зубы. Он разжал пальцы и закусил губу. Откуда-то доносился дрожащий дядин голос: «Мадам… моя… э… дорогая, прошу вас… успокойтесь… » Дигори снова схватил колдунью за ногу, снова отлетел, снова схватил, вцепился крепко и крикнул:

– Полли!

Слава Тебе, Господи! Сердитые, испуганные лица исчезли, сердитые, испуганные крики умолкли (кроме дядиного). Где-то рядом, в полной темноте, дядя кричал: «Что это, бред? Что это, смерть? Так нельзя! Это нечестно! Я, собственно, не чародей! Вы меня не поняли!.. Виновата моя крестная!.. Протестую… При моем здоровье… мы старого, дорсетширского рода!..» – и что-то еще.

«Тьфу! – подумал Дигори. – Его только не хватало! Да, пикничок… » – Ты здесь, Полли? (Это он, конечно, уже сказал.)

– Здесь, – сказала она, и они вынырнули в зеленое сиянье леса. – Гляди-ка! И лошадь тут! И мистер Кеттерли! И кэбмен! Ну и компания!..

Когда колдунья увидела лес, она побледнела и склонилась лицом к лошадиной гриве. Несомненно, ей стало худо.

Дядя дрожал мелкой дрожью. Но лошадь встряхнулась, радостно заржала и успокоилась – впервые с тех пор, как Дигори ее увидел. Прижатые уши выпрямились, глаза уже не горели, а мирно сияли.

– Молодчина! – сказал ей Фрэнк и погладил ее. – Понимаешь, что к чему! Так и держи, не горюй.

Лошадь Земляничка сделала самое разумное, что могла: ей очень хотелось пить (оно и понятно) и она направилась к ближайшей луже. Дигори еще держал колдунью за ногу, а Полли – за руку; Фрэнк гладил лошадь; дрожащий дядя вцепился ему в рукав.

– Быстро! – сказала Полли и посмотрела на Дигори. – Зеленые!..

Так лошадь и не напилась. Очутившись в кромешной тьме, она растерянно заржала, дядя завизжал, Дигори сказал:

– Однако!

– Почему так темно? – удивилась Полли. – Наверное, мы уже там.

– Где-нибудь мы да очутились, – сказал Дигори. – Во всяком случае, я на чем-то стою.

– И я, – сказала Полли. – Почему же так темно? Может, пруд не тот?

– Наверное, это Чарн, – сказал Дигори, – тут ночь.

– Это не Чарн, – сказала королева. Это пустой мир. Здесь ничего нет.

И впрямь, здесь не было ничего, даже звезд. Стояла такая темень, что никто никого не видел, хоть вообще закрой глаза. Под ногами было что-то холодное, мокрое, вроде земли, но никак не трава. Воздух был сухой, морозный, неподвижный.

– О горе, горе! – вскричала колдунья. – Теперь мне конец.

– Не говорите так, моя дорогая!.. – залепетал дядя Эндрью. – Приободритесь. Э-э… любезный… у вас нет бутылочки?.. Мне бы капельку возбуждающего… э… средства…

– Ну, ну! – сказал ровный, добрый голос. – Чего нам жаловаться? Кости целы, и то спасибо. Подумать, как летели – и ничего, вот повезло-то! Если мы свалились в какой раскоп, – может, копают станцию подземки, – придут и вытащат. Если мы умерли – очень даже может быть! – что ж, приходится. В море оно и похуже. И бояться тут нечего приличному человеку. А пока там что, споем-ка.

И он запел. Пел он не то деревенскую песню, не то благодарственный гимн жатве, что не совсем подходило к месту, где вряд ли вырос хоть один колос; но больше он ничего не вспомнил. Голос у него был сильный и приятный, дети стали подпевать и приободрились. Дядя и колдунья подпевать не стали.

Пока Дигори пел, кто-то тронул его за локоть и по запаху бренди, сигар и духов он опознал дядю. Тот осторожно пытался оттащить его от других. Когда они отошли немного, шага на два, дядя зашептал прямо в ухо:

– Скорее, дорогой мой! Надевай кольцо! Колдунья это услышала.

– Только попробуй бежать, ничтожный глупец! – сказал она. – Разве ты забыл, что я слышу мысли? Пускай мальчишка идет, а ты… если предашь, я отомщу так, как не мстил никто ни в одном из миров.