Читать книгу - "Теперь или никогда - Яна Горшкова"

– До Шанты у тива Хереварда руки не дотянутся. А Рамман. – Джона тихонько вздохнула. – Теперь он граф, полноправный хозяин Янамари, мужчина и землевладелец, ему ничего не сделают. Аластар не допустит. Мы же с Идгардом объявлены пропавшими без вести. Если бы ты знала, как я скучаю по Рамману, по Янамари, если бы ты только знала.

Грэйн слушала и качала головой.

– А третий? Джойн… я даже представить не могу, как же ты смогла! Он – чудесный, но… Ребенок, сейчас, здесь? Да, твой диллайн прав, они бы достали тебя в Эббо. А здесь… остров еще не полностью вычищен, и форт только один. – Ролфи нахмурилась. – Здесь – опасно тоже!

Права она, конечно же. И любая мать, да и не мать, осудила бы Джойану за безрассудство, но не все так просто. А бывает ли вообще «просто» хоть где-нибудь на свете?

– Понимаешь, у князя крови может быть только три сына, ими должны были стать сыновья Аластара от его жены, от Леди-Совы, они были бы эсмондами, могучими колдунами, одержимыми Верой. А следовательно, врагами собственного отца. Грэйн, я лежала рядом с ним, смотрела, как он спит, и видела смертельную тень на его лице, ее печать на его губах, ее клеймо на лбу. И вдруг поняла, что должна избавить его от этого долга. И… да, я сняла свой браслет. Возможно, я пожалею, и очень жестоко. Но… Мои дети – это есть моя любовь.

Дети. То, без чего пуста жизнь любого ролфи. Погибнуть, не оставив после себя детей, – значит, помимо всего, кануть в ледяные пустыни между жизнью и смертью, скитаться там бесплотным и бесприютным духом, ибо некому будет зажечь для тебя путеводный огонь «родительской» свечи… Недаром ролфи даже прощаются так: «Помню тебя!» Каким угодно великим ты можешь быть, но если не осталось никого, кто помнит тебя, кто зажжет для тебя огонь, – ты мертв. Ты – ничто, меньше даже, чем тень…

Под так и не зацветшими яблонями в поместье Кэдвен скоро будет бегать один волчонок – дитя управляющего ир-Фрэйда и его жены. И это – хорошо! Без детей пуста не только жизнь, но и дом. Но загадывать, случится ли когда-нибудь так, что серый камень стен Кэдвена огласит смех волчат кровь от крови его владетельницы… Загадывать это Грэйн не хотела. Как не хотела бы для своих волчат незавидной доли незаконнорожденных… а тем паче – полукровок!

Ролфи помолчала, а потом молвила задумчиво:

– У тебя жестокая любовь, Джойн.

– Может быть… – Шуриа испытующе посмотрела на Грэйн. – И я слишком люблю тебя, чтобы не спросить – все так плохо? Тебе было нелегко… Там, на Ролэнси, ты… ты была несчастлива?

Почуяла, значит. Поняла. Догадалась. Впрочем, иначе и быть не могло – они и впрямь слишком близки, чтоб скрыть такое… Другое дело – только ли Джойн увидела и поняла так много? Меньше всего сейчас Грэйн нуждалась в жалости. Когти Локки! Она виновата сама и заплатит сама, и нечего тут… И как объяснить?

Эрна Кэдвен нахмурилась и настороженно огляделась, а потом все-таки созналась очень-очень тихо, чтоб, не попустите боги, не услышал никто, кроме Джойн. Она сама – женщина, она поймет и сохранит эту позорную тайну:

– Да. Я… я была неправильной, Джойн. Все было неправильно, не так, как должно быть, понимаешь? Они… другие офицеры… – Ролфи вздохнула и взмахнула рукой, пытаясь подобрать нужные слова: – У них все правильно: есть верность, и братство, и честь в служении! А я… Я – любовница Конри. Если это можно так назвать.

И безнадежно и виновато опустила голову. Уже привычное желание застрелиться нашло Грэйн даже здесь, на Шанте – полно, да оставит ли оно ее хоть когда-нибудь?

«Бедная моя, голова тяжелая, к земле тянет», – подумалось шуриа. Она же видела, как угнетен дух названой сестры. И горестно вздохнула:

– Он так и не отпустил тебя, этот бешеный пес. За что он тебя ненавидит? За что он преследует тебя? Я же поняла, я догадалась – это он не предупредил тебя насчет «Ускользающего». И то, что там случилось… Грэйн, это его вина! А ты… ты правильная и настоящая. Это он – неправильный ролфи.

Злость, бессильная злость душила Джону, когда Грэйн в порыве откровенности поведала про своего отца и Конри. Про мнимое предательство и настоящую смерть в позоре, про наказание безвинных и подлость человеческую.

«Великие Духи! Шиларджи милосердная! – хотелось вскричать шуриа. – Да неужели ты видела мало таких историй, древних, как этот мир, мерзких, как сама мерзость, заставляющих людей проклинать самою Жизнь и молить о Смерти?»

Сизая луна молчала в ответ. И верно, что тут скажешь? Пока люди остаются людьми, до тех пор все будет повторяться без конца. Такова уж природа двуногих существ – где душа, там и малодушие, где милосердие, там жестокость.

– И я не знаю, что теперь делать, – вздохнула Грэйн. – Это как болото – с каждым движением увязаешь все глубже. Пасть к ногам Князя, умоляя защитить? Согласись, это смешно. Уйти в отставку я не могу… это не так просто, уйти из нашей Канцелярии. Разве что вызвать его на дуэль! – Девушка печально хмыкнула. – Так ведь не примет вызов, а потом припомнит, как отцу припомнил… Я… знаешь, я все сделала, чтоб убедить его, что не хочу на Шанту. Чтоб не понял, что хочу.

– Хорошо, что тебе удалось его убедить. Ах, бешеная псина, как же он тебя измучил! Хорошо бы, чтобы он тебя вообще забыл. – Шуриа задумалась и прищурилась на заходящее солнце. – Пожалуй, мне стоит объявить ему вендетту. Ты моя сестра, он обидел сестру принцессы Шанты, он наступил на хвост шуриа. – Сузив глаза, она повернулась в сторону Ролэнси и зашипела совсем по-змеиному: – Слышшшшишь, Конри, тебе не жжжить!

И грустно рассмеялась, припомнив, верно, то же, что вспомнилось и Грэйн, – трюм «Ускользающего»… Ролфи хмыкнула, изрядно смущенная, – видит Локка, не маленькой шуриа оборонять большую и сильную ролфи! – а потом ответила очень серьезно:

– Джойн, не надо. Я знала, на что шла. Мой командир, там, еще в форте Логан – я рассказывала тебе о нем? – предупреждал меня. Но если бы не Конри, я бы не отправилась в Синтаф, не встретила бы тебя, а потом, – она улыбнулась, – и Джэйффа. Я теперь хитрая, Джойн. Я спрячу здесь свою честь, зарою где-нибудь под кустом, прикопаю. – Ролфи рассмеялась, живо представив себе эту картину: вот она кверху задом роет глубокую яму, а потом забрасывает тайник мягкой черной землей… и метит сверху. – Заначу добычу на черный день. Тут Конри ее не найдет. Никто не найдет.

Небо темнело, над горами поднималась все выше и выше Змеиная луна. Воздух пах так сладко, как только пахнет он на пороге родного дома. Джойана вдохнула его и улыбнулась наливающейся сизой сталью Шиларджи.

– Ах, как странно все получается, Грэйн, – сказала она. – Ты ведь такая ролфи, настоящая ролфи, и все равно – другой такой ролфи не найти. А я вот за три года стала совсем-совсем шуриа и одновременно перестала быть ею. Сбросила кожу, родилась заново и, наверное, кое-что поняла… Помнишь, ты говорила, что надо уметь отступить, затаиться. Отступи покамест, стань немного шуриа, живи только сегодняшним днем. Впереди у нас прекрасная осень, а за ней замечательная зима, а потом и весна не за горами и не за морями… И рядом буду я, и рядом будет Джэйфф. Мы же с тобой, мы тебя любим, ты – наша.