Читать книгу - "Хозяева Земли - Доминика Арсе"

Кивает, мол понял. Даже удивленный вид делает. Самому-то на ладошку эта бабочка. Млею и дальше тараторю о том, как некоторые бабочки преодолевают немыслимые расстояния. О вкусовых рецепторах у бабочек, что находятся на лапках, и поэтому, стоя на растении, те могут ощутить его вкус…

И так я проболтала, пока не поняла, что язык устал молоть, а инопланетянин уже перестал пылать интересом. Утомился?

Остановилась. Жду.

— Любишь красоту, но считаешь, что обделена, — говорит вдруг. — Но красота — это пыльца.

— Я уже поняла, — киваю, заладил про свою пыльцу.

Смотрю на две половинки синей бабочки. Положила до начала рассказа в сторонку. Там и лежит в травке.

— Человечка, найди листок, — приказывает, снимая перчатку.

В груди сердце бешено застучало. Без вопросов бегу к первой попавшейся ветке и срываю листок.

— Человечке не свойственна жадность? — удивляется гигант за спиной. — Бери очень большой листок.

Лист лопуха что — ли?!

Нашла, самый здоровый. В туалет захотел? Хихикнула про себя. Возвращаюсь. Смотрит на меня чарующе, глазами поедает. Иначе как — то. Уже не так высокомерно. Что-то в его взгляде изменилось кардинально. Теплее, роднее, ближе.

— Подставляй листок свой, человечка, — говорит мягко.

Как завороженная протягиваю лопух на ладошке. Он белую руку, что без перчатки, в кулак сжимает. И вдруг из кулака песок посыпался, блеском играет, будто серебряная стружка это.

Горочка все больше и больше, ручке все тяжелее моей и тяжелее. На вид как сахарный песок тростниковый.

Остановился. Кивнул сам себе.

— Убирай пыльцу, человечка, — говорит с улыбкой. — Не переусердствуй.

Киваю, абсолютно ничего не понимая. Заворачиваю в кулек, просыпать жалко, будто алмазы в руках держу. Глаза мои горят, сердце замерло, что-то ценное дал. Важное, волшебное и из другого мира.

Неловкое молчание. Жаль его отпускать. Что бы еще спросить?! Вопросов море, но не решаюсь задать.

— Кто вас предал? — начинаю наглеть.

Вижу, что задумался гигант. На солнышке его кудри золотые переливаются, губы такие большие, пышные. Что-то в груди теплится, поцеловать его хочу. Но он словно по ту сторону мира, что разделен бездонной пропастью.

— Человечка видела схватку, — отвечает и снова смотрит так тепло.

— Вы та бабочка? — тупой вопрос на языке вертелся.

— Дух Кселаны одна из форм, — отвечает непонятно. — Для человечки это — да.

— Их было больше, — выдаю.

— Ваш мир нашли одновременно, — говорит гигант ровным тоном. — Эрей и Мор. Сегодня была последняя битва сильнейших. И Мор преступил кодекс чести, обманул. Тем самым предал.

— Врагу изначально нельзя доверять, — вставляю свои пять копеек. — И это не может считаться предательством. Скорее военная хитрость. Их было больше…

— Мор предал Клесану, значит и меня, — говорит повышенным тоном. Ощущаю, как клеточки моего тела дрожат перед его нарастающим гневом. — Кодекс един, и это — слово Клесаны. Мор не дал биться по правилам. Мой приемник был вынужден уйти. Я проиграл, а ему не перешел знак клана Эрей. А значит мы, клан Эрей, вскоре сгинем.

Практически ничего не поняла. Но соорудила примерную версию: синие против зеленых, зеленые вероломно победили. Ну а дальше-то что?

— Что теперь?

— Теперь ваш мир принадлежит им, — выдает так горько, что у самой сердце начинает скулить. А я думаю, им, вам, какая разница. Вы все красавчики. Так стоп.

— В смысле? Нас приватизировали что — ли?! — я уже борзею.

А гигант улыбается с горчинкой.

— Ваш мир уже на Поляне миров и имеет знак Мор.

В смысле — захвачен? Не знаю, не верится что — то. Вроде ничего не изменилось, солнце светит, птички поют, воздух тот же. Ни дыма, ни зарина с зоманом и виэкс — газом. Сирены не воют, самолеты военные не летают, уроды не бегают, роботы нас не истребляют, в клетки никого не сажают. Все как было, так и осталось.

— Ничего не изменится, — произносит утешающе, словно чувствует мой молчаливый вопрос. — Вскоре мы уйдем и оставим все, как есть.

— А можно узнать ваше имя? — вдруг спрашиваю.

Гигант впервые нахмурился. Так страшно стало, отступила на шаг.

— Человечка смелая, раз спрашивает такое, — начал грозно, мурашки прокатились по моей спине. Дальше уже мягче продолжил: — Эрей Авель мое имя. Но человечке не нужно знать о нашем мире и обо мне.

— Я знаю пару ваших слов, — хвалюсь. Поднимает брови. Хочется его удивить, чтобы снова улыбнулся. — Деней он…

Руку выставил ладонью. Хотела фразу: «Деней оноа морэ» сказать, не дал. В горле слова встали. Замолчала. Что-то не так…

— Никогда не произноси этого, — говорит с укором.

— «Можно с вами сфотографироваться» — это нарушение каких-то авторских прав? — возмущаюсь.

— Это означает другое, — мотает головой. — Предложение быть рабом до смерти. Человечек сказавший подобное слуге Клесаны становится его рабом. Когда они уйдут, с ними уйдут и все принадлежащее им.

Оцепенела. Мозг усиленно работает, перебарывая шок. Все, кто сфотографировался с ними, предложили себя в рабство?! Вот же хитры эти пришельцы! Фотка после этих слов! Услуга инопланетян за служение до смерти?! Боже… не верю я этому Эрею Аверю. Ну не верю!

— Они уйдут… а вы? — уточняю. Он сказал: «Они», произнес с грустью.

— А я остаюсь, человечка. Моя участь — смерть, — произнес без нотки сожаления.

В груди похолодело. Верю и не верю. Что за драма такая?! Не сдержалась. За руку взяла, вернее за палец без перчатки.

Внезапный ураганный ветер отбросил меня метров на двадцать. Толи летела, толи проволокло. Но о ствол дерева ударилась чувствительно.

Ни крика, ни рева. Ничего. Просто сижу, облокотившись спиной о дерево. Голова кружится, картинку стабилизирует. Вижу, фигура возвышается Эрея Авеля. Постоял гигант немного и на меня пошел.

Вот тут-то я запаниковала. Не к добру это все. Но сил подняться нет. Слабость во всем теле. Обмякла, сдалась.

А он подошел. Опустился ко мне низко — низко. На колено, словно рыцарь. Кудри золотые тяжестью на мою шею и плечи упали. Будто ласкают мою кожу тысячи робких поцелуев. Млею…

— Ну, зачем, человечка?! — Простонал гигант, опомнилась. — Ты прикоснулась ко мне. Теперь назови свое имя.

— Валерия, — шепчу. Тяжело говорить, в груди что-то отзывается неприятной тупой болью.

Навис тенью надо мной, лицо мое утонуло в его волосах. Запах вдыхаю дурманящий. Хочется обнять его. Пусть он и швырнул меня хорошенько так. Но сама виновата, не зря они перчатки носят.