Читать книгу - "Боевая машина любви - Александр Зорич"

«У Великой Матери крутой норов: то вверх, то вниз.»

Олак Резвый

1

Барон Вэль-Вира не был магом, не был и чернокнижником. Ему сполна хватало того, что он был гэвенгом. Ни с теми, ни с другими он дружбы не водил. Но и сторониться не сторонился.

Когда в конце осени Вэль-Вире доложили о том, что некий странствующий маг Адагар просит приюта в его замке до начала весны и готов отплатить за это своими магическими услугами, барон принял странное решение.

– Ведьмак может остаться, – передал барон через дворецкого. – Пусть выбирает себе любые из пустующих покоев. Его магических услуг мне не надо. Единственное условие – не показываться мне на глаза. И не тревожить меня и челядь всякой разностью.

Зима подходила к концу. Адагар честно соблюдал поставленное перед ним условие – Вэль-Вира успел напрочь забыть о его существовании.

«Всякой разности» наподобие слоняющихся по коридорам призраков и летающих соусниц в замке Гинсавер тоже не наблюдалось. Поэтому когда во время конной прогулки по заснеженным окрестностям замка барон Вэль-Вира встретил сухонького старичка в помятом тулупе, в ушах у которого сверкали две серьги явно магического назначения, он не сразу догадался, с кем встретился. Была середина месяца Ирг.

– Здравия тебе, барон Вэль-Вира, – начал старичок, представившийся Адагаром. – Позволь выразить тебе благодарность за гостеприимство и за великодушие.

Вэль-Вира сдержанно кивнул, обозревая своего неожиданного собеседника. «Надо же! Ни разу на глаза не попасться за три месяца!» – подумал Вэль-Вира.

– Твой замок Гинсавер чудесен. Время, которое я провел в нем, незабываемо. Скоро, с наступлением весны, я двинусь дальше на север. И, признаюсь тебе, мне жаль покидать величественный Гинсавер.

– Ты можешь оставаться здесь настолько долго, насколько захочешь, – сказал Вэль-Вира, не покидая седла.

– К сожалению, я не могу остаться, – вздохнул Адагар. – Но уйти, не отплатив тебе добром за добро, мне не позволяют те силы, которым я служу.

– Пустое, Адагар! Я позволил тебе жить в Гинсавере от чистого сердца, а не из корысти. Я не прошу ничего взамен. Пусть это будет моим подарком тебе и другим странствующим магам.

– Но и моя благодарность будет даром от чистого сердца, а не платой за постой. Что ты на это скажешь?

– Мой наставник учил меня, что прямой путь к несчастью – желать того, в чем не имеешь нужды. То есть желать сверх меры. В моей жизни есть все, что мне необходимо.

– Все верно, Вэль-Вира велиа Гинсавер. Гэвенги не склонны к умеренности и уж тем более к скромности. Но, вижу, ты – исключение среди своих сородичей, – усмехнулся Адагар. – И я бы не осмелился появиться перед тобой, помня поставленное тобой условие, если бы речь шла о том, чтобы подарить тебе какой-нибудь волшебный сувенир наподобие раковины-болтушки или платка с магической формулой. Я осмелился встретиться с тобой, потому что знаю: тебе грозит большая опасность.

Вэль-Виру смутила та откровенность, с которой Адагар рассуждал о его истинной природе – природе гэвенга. И его несколько раздражал тот всезнайский тон, которого маг придерживался, говоря о грозящей ему опасности.

– Если ты имеешь в виду происки баронов Маш-Магарт, то мне об этом известно не первый год, – сказал Вэль-Вира.

Это прозвучало заносчиво.

– Не только о них. Пока они были одни, пока их единственным союзником был барон Аллерт, преимущество было на твоей стороне. Но теперь все иначе. У них прибавилось союзников.

– Надо думать, теперь у них в союзниках сам Гаиллирис, – предположил Вэль-Вира.

Адагар рассмеялся.

– Почти. Теперь у них в союзниках гнорр Свода Равновесия. Они совершили немыслимое – Варанский Щеголь пляшет под их дудку.

– Варан слишком далеко, чтобы страшить меня по-настоящему, – отмахнулся Вэль-Вира.

Барон никогда не бывал в Варане. Он не знал толком, что такое Свод Равновесия.

– Поверь мне, барон, очень скоро это устрашит тебя по-настоящему. Когда Гинсавер будут осаждать не остолопы под начальством чванного Лида, а голубоглазые юноши без роду и племени с холодным и извращенным сердцем, ты наложишь в штаны.

Вэль-Вире не хотелось воспринимать слова Адагара всерьез. Но воспринимать их как шутку у него не получалось. Он попробовал сменить тему.

– Уж не бароны ли Маш-Магарт рассказали тебе о юношах с холодным и извращенным сердцем?

– Нет. У меня есть более надежные осведомители, – Адагар похлопал себя по поясу, где висела небольшая фляга. В таких носят гортело некоторые состоятельные пьяницы.

– И что же это за осведомители?

– Неделю назад в Пиннарине произошла страшная катастрофа. Многое было разрушено. Разрушилось и узилище духов, которых глупые варанцы называют «шептунами» или «вестниками». Тюрьма эта называлась Комнатой Шепота и Дуновений. Многие вестники были пойманы и порабощены еще во времена, когда замка Гинсавер не было даже в воображении твоих предков. Но теперь они обрели свободу. Правда, ненадолго. Я воспользовался моментом и наступил на горло собственной лени. Мне достало ловкости поймать такого «шептуна» и надежно заточить его в своей фляге. Именно мой шептун предупредил меня о том, что в Варане готовится война. На сей раз война будет с тобой, Вэль-Вира велиа Гинсавер.

– Что же мне делать, Адагар? Может, ты дашь мне добрый совет?

– Мой совет и будет той магической услугой, которой я отплачу тебе за гостеприимство и великодушие.

2

Всю ночь Ларафу снилась Тенлиль, которая прыгала по его спальне, словно заяц: на башмаках, к подошвам которых были прикручены огромные пружины.

Она стенала, словно одержимая, и распевала вульгарные куплеты, содержание которых сводилось к одному: ее брат Лараф – негодяй, страдающий мужским бессилием. Лараф проснулся в своей постели, мокрый от пота. Зеркало подтвердило его догадки – выглядел он хуже некуда.

«Эта Тенлиль просто истеричка», – попробовал утешить себя Лараф. Но настроение почему-то не улучшалось.

За гнусным утром, заполненным официальными встречами, из которых вытекало, что дела княжества обстоят паршиво и вопиют о грамотном руководстве, наступил гнусный полдень. Это означало, что Ларафу нужно отправляться на военный смотр.

Торжественный смотр, совершенно неуместный с точки зрения варанской традиции проводить такие мероприятия только перед значительной военной кампанией или перед праздниками, Лараф изобрел третьего дня.

Он счел, что лучшего средства укрепить свой авторитет и поднять боевой дух войск и флота, которому вечером этого же дня предстоит отправиться на усмирение мятежей в варанской провинции, не найти. Он очень рассчитывал, что это поможет. Ведь должно же хоть что-нибудь помочь?