Читать книгу - "Имя ветра - Патрик Ротфусс"

Я не заметил там никого знакомого. «Эолиан» был почти полон, и больше сотни людей бродили по первому этажу туда-сюда. Через открытую дверь я увидел, что на улице уже стемнело.

— Он спиной к нам. Отрабатывает свой сальный шарм на даме, которая его, должно быть, не знает… Справа от толстого джентльмена в красном, — обратил мое внимание Вилем.

— Сукин сын, — сказал я, слишком ошеломленный для настоящего сквернословия.

— А я всегда считал его происхождение свинским, — сухо заметил Вилем.

Симмон оглядывался, мигая, как сова.

— Что? Кто там?

— Амброз.

— Господни яйца, — вздохнул Симмон, сгорбившись за столом. — Как раз то, что мне сейчас нужно. Вы двое разве еще не упокоились?

— Я-то готов оставить его в покое, — запротестовал я. — Но всякий раз, как мы встречаемся, он не может меня не уколоть.

— Чтобы спорить, нужны двое, — сказал Симмон.

— Черта с два! — возразил я. — Мне не важно, чей он сын. Я не собираюсь падать на спину, как пугливый щенок. Если он достаточно глуп, чтобы тыкать в меня пальцем, я откушу ему палец. — Я перевел дыхание, чтобы успокоиться, и попытался говорить разумно: — В конце концов до него дойдет, что меня лучше оставить в покое.

— Можешь просто не обращать на него внимания, — сказал Симмон удивительно трезво. — Просто не клюй на его приманку, ему скоро надоест, и он перестанет.

— Нет, — серьезно сказал я, глядя Симмону в глаза. Временами мой друг бывал ужасно наивным. — Он не перестанет. Как только Амброз почувствует слабину, он насядет на меня вдвое сильнее, чем раньше. Я таких типов знаю.

— Он идет, — заметил Вилем, небрежно отворачиваясь.

Амброз заметил меня, прежде чем перешел на нашу сторону зала. Наши глаза встретились, и стало ясно, что он не ожидал меня здесь увидеть.

Он что-то сказал одному из своих вечных прихлебателей, и они двинулись через толпу в другом направлении, чтобы занять столик. Взгляд Амброза перескакивал с меня на Вилема, на Симмона, на мою лютню и снова на меня. Потом он повернулся и пошел к столику, занятому его дружками. Прежде чем сесть, он снова глянул в мою сторону.

Он даже не улыбнулся, и я понял, что меня это нервирует. Раньше Амброз всегда мне улыбался — преувеличенно печальной театральной улыбкой, пряча насмешку в глазах.

Тут я заметил нечто, встревожившее меня еще больше: он принес жесткий квадратный футляр.

— Амброз играет на лире?! — вопросил я в пространство.

Вилем пожал плечами. Симмон смутился.

— Я думал, ты знаешь, — промямлил он.

— Вы видели его с лирой раньше? — спросил я. Сим кивнул. — Он играл?

— Декламировал, на самом деле. Стихи. Он декламировал и подбренькивал на лире.

Симмон выглядел как кролик, ищущий, куда бы улизнуть.

— Он получил дудочки? — мрачно спросил я.

Я решил, что если Амброз стал членом этой группы, то я не хочу иметь с ней ничего общего.

— Нет, — пискнул Симмон. — Он пытался, но…

Он умолк, а в глазах появилась какая-то затравленность.

Вилем успокаивающе положил ладонь на мою руку. Я глубоко вздохнул и попробовал расслабиться, закрыв глаза.

Понемногу я понял, что все это не имеет значения — в крайнем случае, поднимает ставку на сегодняшний вечер. Амброз никак не сможет испортить мою игру. Ему придется смотреть и слушать. Слушать, как я играю «Песнь о сэре Савиене Тралиарде», потому что теперь вопрос о том, что мне исполнять сегодня вечером, отпал сам собой.

Вечернее мероприятие открыл музыкант из толпы, завоевавший дудочки. Он вышел с лютней и показал, что может играть так же хорошо, как любой из эдема руэ. Вторая его песня была еще лучше, я ее раньше никогда не слышал.

Потом был перерыв минут в десять перед тем, как другого одаренного талантом музыканта позвали на сцену петь. Этот человек играл на многоствольной тростниковой флейте — лучше, чем кто-либо из слышанных мной. Он продолжил выступление прилипчивой хвалебной песнью в миноре. Без инструмента — только чистый голос, взлетавший и опадавший, как пение дудочек, на которых он играл до этого.

Я был рад обнаружить, что искусство здешних музыкантов подтверждает слухи. Но беспокойство мое росло пропорционально радости. Мастерству место только рядом с мастерством. Если бы я не решил заранее играть «Песнь о сэре Савиене Тралиарде», эти выступления убедили бы меня.

Затем наступил следующий перерыв в пять или десять минут. Я понял, что Станчион нарочно создает паузы, чтобы дать публике возможность походить и поговорить между песнями. Этот человек знал свое дело. Я подумал, не играл ли он когда-нибудь в труппе.

Потом была первая попытка вечера: Станчион вывел на сцену и представил публике бородача лет тридцати. Он играл на флейте, и играл отменно. Две коротенькие песни из тех, что он исполнил, я знал, а третья была незнакомой. Всего он играл около двадцати минут, и я заметил только одну маленькую ошибку.

После аплодисментов флейтист остался на сцене, а Станчион отправился бродить среди публики, собирая мнения. Мальчик-слуга принес флейтисту стакан воды.

Наконец Станчион снова вышел на сцену. Зал утих, когда владелец заведения подошел к флейтисту и торжественно пожал ему руку. Лицо музыканта слегка вытянулось, Но он выдавил болезненную улыбку и кивнул публике. Станчион проводил его со сцены и поднес ему высокую кружку с каким-то напитком.

Следующей показывала свой талант девушка — золотоволосая и богато одетая. После того как Станчион представил ее, она запела голосом столь ясным и чистым, что я ненадолго позабыл о своих тревогах и совершенно погрузился в ее песню. На несколько благословенных мгновений я забыл себя и мог только слушать.

Но ее выступление закончилось слишком быстро, оставив нежность в моей груди и легкое покалывание в глазах. Симмон тихонько шмыгнул носом и стыдливо вытер лицо.

Потом девушка спела вторую песню, аккомпанируя себе на полуарфе. Я пристально наблюдал за ней, и, должен признать, не только из-за ее музыкальных способностей. Ее волосы золотились, как спелая пшеница. Со своего места в десяти метрах от сцены я видел прозрачную синеву ее глаз. Гладкие руки с маленькими изящными кистями быстро порхали по струнам. А то, как она держала арфу между коленями заставляло меня думать о… ну, о том, о чем каждый пятнадцатилетний мальчишка думает постоянно.

Голос певицы звучал столь же прекрасно, как и в первой песне, — так, чтобы вызывать сердечную боль. Но, к сожалению, ее игра не могла тягаться с голосом. В середине второй песни она взяла несколько неверных нот, запнулась, но потом, выправившись, закончила выступление.

На этот раз Станчион ходил по залу дольше. Он прошел по всем трем этажам «Эолиана», поговорил с каждым — молодым и старым, музыкантом и нет.