Читать книгу - "Запретная магия - Энгус Уэллс"

Катя прошла на корму, возвышавшуюся над центральной перегородкой, которая разделяла скамейки гребцов, сидевших в тени извивающегося хвоста дракона. Здесь и стоял кормчий. Изнутри судно показалось ему больше, чем «Морской плясун»; между скамьями было место для груза, а на носу и корме располагались небольшие каюты. Катя разговаривала с кормчим на языке, который ни Каландрилл, ни Брахт не понимали. Собеседник Кати кивнул и, с улыбкой глядя на незнакомцев, сказал на лиссеанском наречии:

— Так, значит, вы те, кто едва не потопил нас? Я все ждал, что мы вот-вот пойдем на дно.

— Это Теккан, — представила Катя. — Именно он спас нас тогда.

— Больше везенье, чем я, — вновь улыбнулся Теккан и занялся своим делом.

А его он знал хорошо. Судно скользило между громадинами торговых судов, повинуясь мощным взмахам весел. Казалось, гребцам не нужно было задавать темп — никто стучал в барабан, задавая ритм, только Теккан выкрикивал что-то, находясь на возвышении. На носу стоял человек, чтобы вовремя предупредить об опасности, которую кормчий мог не заметить. Каландрилл насчитал тридцать гребцов, по пятнадцать с каждой стороны, и у всех — светлые, почти белые волосы, загорелые голые спины. Они были изящнее грузных кандийцев, да и Брахта, и почти у всех были серые, как у Кати, глаза или настолько светло-светло-голубые, что производили почти гипнотическое действие. Работая, они негромко и слаженно напевали мелодичными голосами странную песню, не похожую ни на что, слышанное им ранее. Среди них были и женщины, и он решил, что это и есть лучницы — высокие, как мужчины, с длинными волосами, схваченными в «конский хвост» или в пучок. Около каждой висел круглый щит, покрытый кожей, а под скамейками — индивидуальный ящичек. Центральная палуба нависала над скамьями так, что гребцам не грозили ни ветер, ни вода. Там же он разглядел вооружение — мечи в ножнах и завернутые луки, полные колчаны стрел и топоры незнакомой ему формы. Вануйцы хорошо подготовились к путешествию, и он почувствовал себя увереннее. Судно быстро уходило из Кандахара, слегка покачиваясь на волнах прилива.

Он услышал стон Брахта и повернулся — керниец крепко держался за гакаборт с побледневшим лицом, с опаской поглядывая на море.

— Что случилось? — спросила Катя, подходя ближе.

— Да вот, — Брахт подбородком указал на океан, но тут же застонал, когда судно нырнуло вниз. Он так вцепился в леер, словно от этого зависела его жизнь. Катя усмехнулась и положила его руку себе на плечо.

— Пошли, — сказала она. — Там, внизу, у меня есть для тебя лекарство.

Брахт очень неохотно отпустил леер, судно вдруг накренилось, и он, пошатнувшись, ухватился за Катю. Какое-то мгновенье они стояли прижавшись друг к другу. Каландрилл заметил быстрый и неодобрительный взгляд Теккана, но уже в следующее мгновенье Катя отодвинулась от Брахта, и ее серые глаза были непроницаемы. Она взяла Брахта за руку и повела вниз со вздымающейся палубы. Каландрилл пошел вслед за ними. Катя открыла дверь каюты и подтолкнула Брахта вперед.

Войдя, они заполнили собой почти всю каюту. Здесь была одна скамейка, над ней — узкое окно, а под ней — шкафчик. В переборку был встроен еще один шкаф; третий — открытый — был весь забит картами. Катя вытащила фляжку и серебряную чашу и вопросительно посмотрела на Каландрилла, но тот с улыбкой покачал головой и сказал:

— Я привык к морской качке. А Брахт больше привык к седлу.

— Как жаль, что до Гессифа нельзя добраться на лошади, — простонал меченосец. — Мы в Куан-на'Форе не привыкли к морю.

— Выпей. — Катя наполнила чашу и передала ему. — Поспишь ночь и наутро будешь ходить по палубе как прирожденный моряк.

Брахт не поверил — это было видно по его глазам, — но слабо улыбнулся, поблагодарил и осушил чашу, скорчив гримасу.

— Сейчас ты уснешь, — заверила его Катя. — А когда проснешься, болезнь твою как рукой снимет.

— Слово? — спросил Брахт, с удовольствием растягиваясь на скамейке. — А у кого я отобрал кровать?

— Слово, — улыбнулась она. — А кровать — моя.

— Тем слаще на ней спать. — Керниец зевнул. — Хотя я бы…

Последних слов они не услышали за вздохом. Как человек, твердо решивший подремать, Брахт снял ножны с пояса и обнял меч, сонно переворачиваясь на бок. Еще один зевок — и он уже спал.

— Снадобье быстродействующее. — Катя закрыла фляжку и поставила ее в шкафчик. — Раньше чем на рассвете он не проснется, но больше мучиться уже не будет. Пошли, нам есть о чем поговорить.

Она поманила Каландрилла и провела его на полубак; здесь они прислонились к лееру, глядя на Харасуль, отдаляющийся за правым бортом, а чуть дальше — устье Ти, а за ним — темные джунгли Гаш.

— Ну, теперь ты мне доверяешь? — спросила она, прямо глядя ему в глаза.

— Доверяю, — кивнул он, выдержав ее взгляд. — Я был глупцом.

В его голосе была горечь. Катя пожала плечами и повернулась к джунглям.

— Думаю, не совсем. Расскажи, что заставило тебя отправиться в это путешествие?

Они держались близко к береговой линии, плывя на север против ветра, пахнущего водорослями, цепляющимися за каменистый берег, — под этой огромной массой экзотических растений берега практически не было видно. Каландрилл откровенно, без утайки, рассказал Кате все, и для него это было чем-то вроде очищения, вроде залога доверия. Он рассказал ей, как отец хотел сделать из него священника, о его любви к Надаме, о Тобиасе, о встрече с Варентом, о посулах посла и о том, как он отыскал карту Орвена. Он рассказал ей о том, как встретил Брахта, о магии Варента, при помощи которой тот вывел его из Секки, и обо всем, что рассказывал Варент. О встрече с демонами и о биахе, об опасениях Брахта, о камне, о том, как они плыли на «Морском танцоре», — при этом она усмехнулась, сказав, что ветер, который он сам не знал, как породил, едва не отправил их на дно и что после этого они пошли на юг, рассчитывая перехватить их в Харасуле. Он рассказал ей о первом нападении чайпаку и об их бегстве из Мхерут'йи, о Сафомане эк'Хеннеме и об Аномиусе, об их бегстве от колдуна, и тогда лицо ее помрачнело; и наконец о том, как они попали на ту площадь, где она их нашла.

Он замолчал, и Катя долгое время хранила молчание, не сводя глаз с джунглей, проплывавших мимо. Наконец произнесла:

— Я думаю, что Варент — это Рхыфамун. От него нам так просто не отделаться.

— Я тоже так думаю, — пробормотал он, наблюдая за птицами, кружившими над деревьями. — Сколько ему лет?

— Азумандиас жил во время коронации Фомы, — ответила она, — а Рхыфамун видел его смерть.

— Пятьсот лет? Разве такое возможно?

— Возможно. Но мало кто что знает. Мне даже неприятно об этом говорить. — Катя с омерзением покачала головой.

— Но как такое может быть? — настаивал он.

Катя отвела глаза, в которых блеснуло беспокойство.