Читать книгу - "Полые холмы - Мэри Стюарт"

– Пусть подымет сей меч тот, кто осмелится.

Движение; полные страхом голоса. Слышно было, как Кадор произнес:

– Это тот самый меч. Я бы его всюду узнал. Я видел его сияющим в руке принца. Этот меч принадлежит ему, свидетель бог! Не прикоснусь к нему, даже если сам Мерлин мне прикажет.

– И я! И я! – послышались возгласы, а потом:

– Пусть король его подымет! Пусть верховный король покажет нам меч Максена! – И последний одинокий, грубый голос Лота: – Да. Пусть он берет его себе. Я все видел, клянусь смертью бога, с меня довольно. Если это его меч, значит, и бог с ним, мне он ни к чему.

Артур медленно выступил вперед. Позади него образовалась пустота, люди отшатнулись во мрак, и шорох их присутствия был не громче, чем шорох ветра в верхушках деревьев. Между мной и им стояло белое дрожащее сияние огня, и в нем колебался раскаленный клинок. Темнота вокруг вспыхивала искрами и мерцала, как кристальный грот, в ней теснились и трепетали крылами огненные образы. Белый олень в золотом ошейнике. Летучая звезда с головой дракона и дымным хвостом. Король, охваченный нетерпением, сгорающий страстью, а позади него на стене колышется красный дракон на золотом поле. Женщина в белых одеждах, с королевской осанкой, за спиной у нее, во мгле, меч, стоящий на алтаре наподобие креста. Кольцо огромных камней, торчащих стоймя на открытой равнине в окружающих королевскую гробницу. Дитя, переданное мне в руки непогожей зимней ночью. Грааль под ветхим покровом, спрятанный в темном тайнике. Юный король, увенчанный короной.

Он смотрел на меня сквозь марево видений. Для него это были только языки пламени, о которые можно обжечься, а можно и не обжечься – это зависело от меня. Стоял и ждал, не сомневаясь, но и не вверяясь слепо, – просто ждал.

– Подойди, – тихо сказал я. – Он – твой.

Он потянулся через ослепительно белое пламя, и прохладная рукоять меча легла ему в руку, для которой она и была выкована сотню и сотню лет назад.

Первым преклонил колени Лот. Верно, он всех более в этом нуждался. Артур поднял его и обратился к нему без сердечности, но и без горечи – то была речь монарха, различающего за сегодняшним злом завтрашнее добро.

– Я не хочу сегодня ни с кем сводить счеты. Лот Лотианский, всех менее – с супругом моей сестры. Ты убедишься, что сомневаешься во мне напрасно, и ты сам, а после тебя сыновья твой – вы все будете помогать мне охранять Британию и править ею так, как должно.

Кадору он сказал только:

– Покуда я не обзаведусь другим наследником, мой наследник – ты, Кадор Корнуолльский.

С Эктором он говорил долго и тихо, так что никто, кроме них двоих, ничего не мог услышать, а потом поднял его и поцеловал.

После этого он долго стоял у алтаря, принимая от своих подданных присягу на верность – они подходили один за другим, преклоняли колени и целовали рукоять его меча. И с каждым он говорил – просто, как отрок, и величаво, как король. А в руках его, точно крест, перевернутый вверх рукоятью Калибурн сиял своим собственным светом, ибо алтарь, окруженный погасшими светильниками, был окутан тьмой.

Люди, один за другим, приносили присягу верности и выходили вон, часовня постепенно пустела. И чем тише становилось внутри, тем больше оживал окрестный лес, ибо здесь собрались все прибывшие, теперь шумные, возбужденные, в ожидании выхода своего короля. Выводили из-под деревьев коней, на поляне метались факелы, лошади фыркали, звенела сбруя.

Последним удалились Маб и его люди, и вот в часовне, не считая охраны у темной стены, остались лишь король да я.

С трудом переступая, ибо кости мои еще ныли от ушибов, я обошел алтарь и встал с ним лицом к лицу. Он был уже почти с меня ростом. И глаза, которые глядели на меня, были совсем как мои глаза.

Я опустился перед ним на колени и протянул к нему руки. Но он вскрикнул, поднял меня на ноги и поцеловал.

– Ты не должен преклонять передо мной колени. Кто угодно, но не ты.

– Ты – верховный король, а я твой слуга.

– Что с того? Меч-то твой, и мы оба знаем это. Неважно, как ты называешь себя: моим слугой, родичем, отцом – все равно, ты – Мерлин, и без тебя я ничто. – Тут он непринужденно рассмеялся, ибо в новом, королевском, положении чувствовал себя так же естественно, как естественно пришлась рукоять Калибурна ему по руке. – А где твое придворное платье? Только ты мог напялить на себя по такому случаю эту старую хламиду. Я пожалую тебе плащ из золотой парчи, шитый звездами, как тебе подобает. Наденешь?

– Не надену, даже ради тебя.

Он улыбнулся.

– Тогда поедем так. Ты ведь поедешь теперь со мной?

– Я последую за тобой немного погодя. Когда ты выберешь минуту, чтобы оглянуться, где я, я уже буду подле тебя. Слышишь? Они готовы сопровождать тебя. Пора в путь.

Я проводил его до порога. Пламя факелов еще трепалось на ветру, хотя луна давно зашла и последние звезды померкли на утреннем небосклоне. Вставало утро, золотистое и безмятежное.

К самому крыльцу подвели белого коня. Артур хотел было сесть на него, но ему не дали – Кадор, Лот и еще несколько мелких королей вместе подняли его и опустили в седло, и тут наконец радость и надежда вырвались громким возгласом из людских глоток и раскатились под соснами. Так был возведен на престол Артур, юный король.

Я вынес из часовни светильники. Мне предстояло с наступлением дня переправить их туда, где им надлежало отныне быть: в пещере под сводами полых холмов, ибо там нашли теперь себе пристанище их боги. Все светильники лежали опрокинутые на полу часовни, масло из них растеклось, не сгорев. Тут же валялась и расколотая каменная чаша, и груда щебня и праха в том месте, куда ударила холодная молния. Собирая с полу это пропитанное маслом крошево, я увидел, что каменная резьба с передней плиты алтаря исчезла. Ее замасленные обломки и держал я теперь в руках. Из всей резьбы остались лишь рукоять меча да одно короткое слово.

Я чисто вымел часовню и все внутри привел в порядок. Движенья мои были по-старчески медлительны. Я и поныне помню, как болело у меня все тело и как, все завершив, я опять опустился на колени и ничего не видел, не различал перед собой, словно все еще ослепленный видением или слезами.

Потом сквозь слезы я различил оголенный алтарь, и не было вкруг него девятиглазого огня, который так радовал малых богов прошлого, не было и некогда выбитого в камне меча, принадлежавшего великому воителю, и имени божества, которому он поклонялся. Осталась лишь рукоять, она выступала наподобие креста, а сверху отчетливые буквы складывались в надпись: «Непобежденному».