Читать книгу - "Обрекающие на жизнь - Анастасия Парфенова"

— А… — девушка запнулась, не зная, как выйти из неловкого положения, а потом решила загладить одну неловкость другой. — А где ваш супруг?

— Вышел узнать, что с погодой, — ответила сероглазая. Вновь её губы дрогнули от какой-то понятной лишь ей самой шутки. — И сколько нам придётся тут пробыть.

Адин автоматически послала запрос с Ай-И, который послал запрос на метеорологический спутник, и через секундную паузу уже отвечала:

— Шторм продлится ещё как минимум два дня.

Женщина грациозно склонила голову, но ничего не ответила. На ней был полуспортивный костюм потрясающего серого цвета, в тон глазам, мягко облегающий стройную фигуру. Адин, попытавшаяся было на глаз оценить стоимость одежды, неожиданно для себя пришла к выводу, что в таком, на первый взгляд, простом наряде можно преспокойно появиться даже на приёме у вице-короля. Кроме того, покрой навёл её на мысль:

— Вы ведь танцовщица, не так ли?

Брови незнакомки приподнялись, в глазах впервые появился интерес.

— И как ты это определила?

— Вы двигаетесь, как мастер единоборств или же профессиональная танцовщица.

— Ах. И что заставило тебя предположить, что я не великий сенсей?

— Осанка, — пояснила уже сожалеющая о своей несдержанности Адин. — У тех, кто занимается классическим танцем, вырабатывается не только культура движений, но ещё и особенная осанка. При распущенных волосах это не очень заметно, но то, как вы склоняете голову, линия шеи и плеч, привычка держать спину говорят очень о многом.

Незнакомка вновь кивнула. Улыбнулась.

— Полагаю, — и вновь эта ирония, — у тебя не возникло трудностей с тем, чтобы определить, к какой из двух категорий относится мой супруг?

Адин отвела глаза.

— Нет.

Женщина тихонько засмеялась. Взмахнула рукой, и Адин послушно села, поджав колени.

— И как же тебя зовут, о наблюдательное дитя?

Адин неуверенно сглотнула, пытаясь понять, есть ли в вопросе одобрение или угроза.

— Ренн Адин, госпожа.

— Ну, а я — Анна, — склонила голову та. — И я действительно немного танцую, — она чуть приподнялась. — Если честно, именно это нас и привело к вам. Мы слышали о некоем острове… Кажется, Шейвана или Ревана…

— Шейерванна?! Вы хотите попасть на Шейерванну? — От удивления её голос зазвенел, гулко разносясь по пустым коридорам.

— Говорят, там танцуют интересные танцы, — мягко ответила Анна.

Адин уставилась на неё, слишком потрясённая, чтобы помнить о манерах. О таинственном и древнем острове Шейерванна были известны в основном слухи, но и их хватало, чтобы волосы встали дыбом. Девушка глубоко вздохнула.

— Это… опасное место. И никто не знает, где оно. И существует ли на самом деле. — Последнее, правда, было не совсем верно. Адин уже была свидетелем слишком многих необъяснимых событий, чтобы верить, что сказка не может быть былью лишь потому, что она слишком страшна.

— Мне интересно, — так же мягко повторила Анна.

И, вглядевшись в серые глаза, туманные и неуловимые, лишённые возраста, Адин вдруг поймала себя на мысли, что она не удивится, если эта черноволосая, высокая и гибкая, как хлыст, женщина и в самом деле сможет станцевать в Шейерванне.

От этой мысли её бросило в дрожь.

— Если позволите… — островитянка чуть неловко поднялась на ноги, — я посмотрю, что можно сделать на ужин…

— Идея ужина, — Анна улыбнулась, и девушке показалось, что верхние клыки у неё слишком длинные, чтобы называться человеческими зубами, — вызывает у меня глубокий и искренний энтузиазм.

Благодарная за предлог ретироваться, Адин взлетела по лестнице. На последней ступеньке она всё-таки оглянулась на откинувшуюся на подушки черноволосую танцовщицу… и потому оказалась совершенно не готова увидеть её мужа.

Незнакомец, так и не назвавший своего имени, стоял на галерее айвирского дома, облокотившись на деревянные перила, и глаза его были только для застывшей перед пламенем очага женщины. Адин замерла, не смея вздохнуть. Никогда, ни до, ни после этого вечера, ей не доводилось видеть такое выражение лица, какое было у наполовину седого мужчины на галерее, смотревшего на свою дивную сероглазую жену.

…И пальцы его нервно выбивали ритм по дереву перил. По дереву перил, помнивших столь многое. И глаза его пили красоту и печаль. Красоту и печаль, и глубокую, затаённую растерянность. И губы его шептали, точно во сне. Точно во сне…

Я придумал тебя, придумал тебя,

От нечего делать, во время дождя.

Петь до утра в ожиданье рассвета — какая тоска!

Я зажмурил глаза и придумал тебя.

Ты стоишь у порога в белом плаще,

С чёрных волос на паркет стекает вода.

Слишком поздно пытаться тебя придумать назад:

Твои тонкие пальцы лежат на кнопке звонка.

Что мне делать с тобой, что нам делать теперь?

Ты войдёшь в этот дом и останешься в нём.

У тебя больше нет никого,

Кроме того, кто придумал тебя.

Моя жизнь как вокзал: этот хлам на полу —

Память о тех, кто ждал свои поезда.

А тебе больше некуда ехать — на, выпей вина…

Как жестоко с моей стороны придумать тебя!

Я же знал, что любовь — это игры с огнём!

…Я придумал тебя, придумал тебя.

Но как жить без огня, если дождь за окном?

…Я зажмурил глаза и придумал тебя…

Ты войдёшь в этот дом и останешься в нём,

…Что мне делать с тобой?

Ты уйдёшь вместе с тем, кто придумал тебя.

Санкт-Петербург, 27 июля 2003 г.