Читать книгу - "Волчья хватка - Сергей Алексеев"

Он не предполагал, что придётся делать крюк и заезжать в Москву, не взял с собой телефонов Управления погранслужбы, где оставались хорошие приятели, которые бы могли вывести на Главную военную прокуратуру, и потому поехал без предупреждения. Гнал, стиснув зубы и без оглядки: это дыхание в затылок уже становилось навязчивым и тягостным, преследовало всюду — на заправках, в ожидании, когда откроют шлагбаум на железнодорожном переезде, под светофорами городков, которые проезжал, и даже у палатки, где покупал минералку. Он часто и подолгу смотрел в зеркало заднего обзора, и ему начинало чудиться, что далеко позади что-то мелькает над асфальтом, то пропадая, то возникая вновь.

И дыхание будто бы все время становилось ближе и жарче.

Он думал, что в столичной суматохе на улицах отвлечётся и забудется, но за Кольцевой дорогой дыхание это стало резче и короче, как у запалившейся собаки.

И лишь при выезде на Садовое кольцо, стоя в длинной пробке, внезапно увидел, кто это дышит!

На тротуаре, среди плотной, хаотично движущейся толпы сидел волк. Люди меланхолично и самоуглублённо обходили его, задевали руками, сумками, детскими колясками, а он, словно бестелесный призрак, оставался неподвижным и таким же самоуглублённым.

Вывалив язык, загнанно дышал и не сводил глаз с вожака.

Ражный не поверил, думал, чудится от бессонной ночи за рулём, тронул машину вслед за пастообразной пробкой, проехал двадцать метров и снова увяз; Молчун, с трудом выдирая лапы из липкой человеческой массы, проделал то же самое и сел посередине тротуара.

Он был не призраком; он догнал его, преодолев огромное расстояние от Вятскополянского Урочища, и уже давно бежал за машиной.

Среди араксов существовало выгодное и хитрое поверье, коим, случалось, злоупотребляли: коль к тебе вернулся дар — от нового хозяина убежал жеребчик, улетел сокол, ушёл оставленный для науки сын — то такой возврат следовало беречь пуще всего. Считалось, что к тебе пришла чужая удача и, пока жив её символ, никуда не уйдёт. А вотчинникам, лишившимся даров, оставалось руками разводить, дескать, не ко двору, не на пользу, не от чистого сердца. Добиваться, чтоб дар отдали назад, считалось делом низким и недостойным. Иные дошлые араксы, в основном из вольных, прежде чем воздать хозяину Урочища, учили, например, жеребчика бегать на свист или другой какой-то характерный звук, и если проигрывали поединок, то уходили с ристалища и высвистывали свой дар обратно.

Молчуна и высвистывать было не нужно… Стёртые лапы кровоточили и оставляли на асфальте мокрые следы. Кроме раны, нанесённой гаишником, появилось ещё две: скользящая пулевая по передней лопатке, дробовой заряд по заду и вдобавок прострелено ухо — верный признак, что бежал день и ночь по дорогам и поблизости от них, а на дворе осень, охотничий сезон.

Язык не повернулся укорить волка, рука не поднялась прогнать…

Тогда он открыл дверцу. На глазах прохожих волк перепрыгнул стальное ограждение и оказался на сидении. Он не мог опереться на сточенные вместе с когтями подушечки передних лап и сел, подвернув их внутрь.

— Быстро ты освоил это пространство, — пробубнил Ражный, втискивая машину в щель перед грузовиком.

С двух сторон засигналили…

Волк посмотрел на свои лапы, но даже зализывать не стал, ждал, когда нарастёт кожа. Тогда вожак прижался к газону под недовольный клёкот автомобильного потока, достал из багажника лопату и стал забрасывать в салон землю. Молчун чуть присполз с сиденья и поставил на неё все четыре лапы.

— Землю воруют! — прокричал за спиной мужик с красным флагом. — Товарищи! Из Москвы иногородние вывозят землю! У него номера иногородние!

Пробка тронулась, потащила зажатую с двух сторон «Ниву», так что Ражный заскакивал в неё на ходу.

Знакомый из Управления погранслужбы дозвонился до какого-то чиновника из прокуратуры и послал Ражного почему-то в военный институт на Бауманской. Там его встретил коротенький чернолицый полковник с эмблемами юриста, выслушал, натянул на голову нелепую кепку с кокардой, сначала скомандовал — пошли! — однако тут же сел обратно в кресло и поболтал ножками.

— Должно быть, крепкие пацаны, если пятерых отлупили? — спросил, глядя в окно, — В войска их надо — не в тюрьму… Если Минобороны их отдаст — посадим. Не отдаст — будут служить.

— Что сделать, чтоб не отдали? — спросил Ражный.

— Иди к начальнику мобилизационного управления. Как скажет, так и будет.

Возле Министерства обороны на набережной места припарковать машину не нашлось — загнал в соседний двор.

— Сиди здесь, — сказал Молчуну и оставил щёлочку над стеклом дверцы для воздуха. — Я скоро приду.

С парадного входа его не впустили даже после обыска, проверки документов и долгих расспросов — послали в какую-то приёмную на Садовое. Ражный пошёл к машине, переоделся в камуфляж с эмблемой охотничьего клуба, после чего спокойно прошёл мимо охраны, шагая следом за рослым полковником.

Кому-то из них откозыряли…

В киоске он купил папку для бумаг, отыскал кабинет начальника управления и, пройдя мимо адъютанта, прободал тройные двери.

За столом сидел генерал Колеватый и толстым, неумелым пальцем тыкал в клавиатуру компьютера. Подаренная ему волчья шкура лежала под ним в кресле, а морда — на спинке…

Пожалуй, минуту он глядел на Ражного и, отбивая какой-то внутренний ритм, бессмысленно щёлкал клавишей.

— Тебя что, в Сирое Урочище загнали? — спросил наконец Колеватый, оставляя компьютер.

— Пока нет. — Ражный бросил папку и сел на стул.

— Скоро загонят, — то ли определил, то ли пообещал он.

— А тебя сюда подняли?

— Опустили!.. Я был начальником боевой подготовки!

— Знаю…

— Мае показалось, ты калик перехожий, — усмехнулся Колеватый. — Поруку принёс. Сердце ёкнуло…

— Почему — калик? А если опричник?

— Перестань, — не поверил он, однако слегка подобрел и расслабился. — Слишком пылкий для опричины…

— Ждёшь Поруку?

Уволюсь на хрен, — вместо ответа сказал генерал. — Пойду в коммерческие структуры. Или в Росвооружение.

— Ты слышал, полководцы Сбор хотят протрубить, — сказал Ражный.

— Калики болтают… Но мне не верится. Войны не предвидится, это я тебе говорю. Нынешние князья перед Западом хвост поджали и скулят — слышать противно. Такой позор, стыдно по улице в форме ходить…

— Может, потому и пора Сбор трубить?

— Съезди на Валдай, спроси старца, — посоветовал Колеватый. — Я бы хоть сейчас встал в строй, только пусть кликнут.

— Обязательно съезжу. А ты, пока не уволился, помоги двум парням, — Ражный в привычной уже короткой форме рассказал о братьях.

Колеватый достал телефонный справочник, спросил с пониманием: