Читать книгу - "Глоток мрака - Лорел Гамильтон"

– Бабушка! – позвала я. Крайне редкий случай, чтобы я называла ее так. Она для меня всегда была просто Ба. Но сейчас мне надо было показать полицейским, что мы родственники.

Она посмотрела на меня страдальческими глазами.

– Мерри, дитятко, зови меня как всегда.

– Даже если ты не одобряешь мой вкус в выборе мужчин, Ба, это не дает тебе права крушить магией больничную палату.

– Меня околдовали, ты же видела.

– Так ли? – Голос у меня прозвучал холодновато, я не так уж была уверена на ее счет. – Чары рассчитаны были только на то, чтобы усиливать твои истинные чувства, Ба. Ты на самом деле ненавидишь Шолто и Дойла, а они – отцы моих детей. И никак этого не изменить.

– Вы хотите сказать, что эта ста... что эта леди заставила все здесь летать и биться? – недоверчиво спросил старший коп.

Ба попыталась высвободиться:

– Я снова в своем уме, Властитель Теней. Пусти меня.

– Поклянись. Поклянись Всепоглощающей Тьмой, что не станешь причинять вреда ни мне и никому, кто здесь стоит.

– Клянусь, что не сделаю вреда никому, кто здесь есть, в сей час, но не далее того, потому что ты – убийца моей матери.

– Убийца... – повторил старший коп.

– Он убил мою прабабушку примерно пятьсот лет назад, если я не промахнулась на век-другой.

– Промахнулась почти на двести лет, – сказал Рис. Он щедро улыбался полицейскому, но магией, способной повлиять на человека, его улыбка не обладала. Зато у кое-кого другого обладала. – Гален, ты не объяснишь все господам полицейским?

Гален не понял, почему его просят, но подошел к копам. Если ему не нравилось стоять прямо перед стаей ночных летунов, то он никак этого не показал. А значит, ничего неприятного он рядом с ними не испытывал – Гален не способен так хорошо скрывать свои чувства.

– Прошу простить нас за этот переполох, – сказал он рассудительно и дружелюбно. У него был природный дар вызывать расположение к себе. Мало кто из людей считает такой дар магической способностью, но очаровывать вовсе не просто. Я начинала замечать, что на людей талант Галена действует особенно хорошо. До некоторой степени ему поддавались и сидхе, и многие малые фейри. У Галена всегда была этакая харизма, гламор особого рода, но с тех пор, как все наши силы многократно возросли, его «очарование» вышло на уровень настоящей магии.

Лица полицейских разгладились прямо на глазах. Младший разулыбался до ушей. Я даже не слышала, что еще говорил им Гален, но и необходимости не было. Он уже понял, чего хотел от него Рис. Магия Галена сгладила углы, полицейские убрали оружие и ушли довольные, оставив ночных летунов нетопырями свисать с потолка, а щупальца извиваться в окне – будто трехмерную компьютерную заставку. Впрочем, магии Галена помогло и то обстоятельство, что Шолто отпустил Ба. Старший коп не сдался бы так легко, если бы продолжал думать, что она в опасности.

А, и еще Шолто убрал щупальца. Раньше ему для маскировки щупалец приходилось использовать гламор, причем настолько сильный, что даже прикасаясь к его груди и животу, щупалец было не ощутить. Просто гладкое, великолепное тело. Но когда вырвалась на свободу дикая магия – или была вызвана к существованию мной и Шолто, – он приобрел новые способности. Теперь его щупальца могли выглядеть рисунком на теле, крайне реалистичной татуировкой – они и были татуировкой! Но одной мыслью он мог снова превратить их в конечности. В чем-то это было похоже на наших с Галеном вытатуированных бабочек. Я была очень рада, когда они перестали шевелиться прямо в коже. Чувство было не из приятных.

Татуировки были у многих стражей, и у некоторых они могли оживать. К примеру, настоящая лоза начинала виться по телу. Настолько живых татуировок, как у Шолто, не было ни у кого, но ведь только его татуировка начинала существование как часть тела.

Обаяние Галена не действует, если человек видит перед собой что-то страшное, так что Шолто свои «лишние» части снова превратил в безобидную татуировку. Магия Галена по нашим меркам считается слабой, но бывает на редкость полезна в ситуациях, когда бесполезны более впечатляющие таланты.

Разобравшись с полицией, Гален повернулся к доктору. На нее подействовало еще лучше, потому что она была женщина, а он был прекрасен. Она сейчас пойдет к другим пациентам и лишь после второго или третьего сообразит, что не все нам сказала, что хотела сказать. Только тогда ей не захочется признаваться, что она все позабыла из-за одной милой улыбки. В чем прелесть слабой магии – это что люди обычно вообще ее не замечают: думают, что все дело в красоте Галена. Разве захочет серьезная женщина-врач признать, что ей так легко вскружить голову красивой мордочкой?

Когда мы остались наконец одни, без посторонних, все дружно повернулись к Ба. Общий вопрос задала я:

– Ты сказала, что знаешь, чьи это чары? Кто это был?

Ба смущенно уставилась в пол.

– Твоя кузина Кэйр. Она меня проведывать наезжает. Она мне тоже внучка, – добавила она, оправдываясь.

– Я помню, что я не единственная твоя внучка, Ба.

– Ты моему сердцу дороже всех, Мерри.

– Я не ревную, Ба. Но расскажи, как все вышло.

– Она такая была нежная, все ластилась, по волосам меня гладила, говорила – красивые какие! Смеялась, что рада хоть что-то красивое унаследовать.

Моя кузина Кэйр высока и стройна, фигурой настоящая сидхе – но лицом она выдалась в Ба: безносая, как брауни, и при гладкой белой коже, унаследованной от сидхе, лицо ее производило странное впечатление. Нос ей могли бы восстановить пластические хирурги, но она, как большинство сидхе, в человеческую медицину не верила.

– А она знала, что ты собираешься ко мне?

– Да.

– Но зачем ей желать мне вреда?

– Возможно, она не тебе желала вреда, – сказал Дойл.

– А как же?

– Тебе я бы никогда ничего дурного нарочно не сделала, но этих двух... – Ба ткнула пальцем себе за спину на Шолто и вперед на Дойла, – этих двух я б прикончила в охотку.

– Ты все еще этого хочешь? – негромко спросила я.

Она задумалась, потом сказала:

– Нет, убить не хочу. И царь слуа, и Мрак теперь твои, Мерри, а союзники они сильные. Я тебя такой силы не лишу.

– А то, что они отцы твоих правнуков, для тебя совсем не важно? – спросила я, глядя ей в глаза.

– Для меня ничего нет важнее, чем то, что ты в тяжести. – Она улыбнулась, и все лицо ее осветилось радостью. Эта улыбка озаряла все мое детство, я ее ценила всю жизнь. Подарив мне эту улыбку, Ба сказала: – А уж двойняшки – так хорошо, что поверить боюсь.

Она снова посерьезнела.

– Что такое, Ба? – спросила я.

– У тебя кровь брауни в жилах, дитятко, а теперь один твой ребенок родится с кровью слуа, да и у Мрака в крови чего только не намешано. – Она покосилась на ночных летунов, облепивших стены.