Читать книгу - "Жнецы страданий - Екатерина Казакова"

Здесь все так же сияло солнце. От ослепительного света глаза пришлось закрыть руками. Казалось, яркие лучи, того и гляди, выжгут очи бесстыдницам, осмелившимся облачиться в мужское и уподобиться парням! Отринет Хранительница от них женскую благодать – усохнут, как деревья бесплодные…

– Это с непривычки так слепит, потом притерпитесь, – тем временем подбодрил своих спутников провожатый. – Давайте, разлепляйте зенки, нам еще к лекарям поспеть надо.

Дорогу к целителям девушки не запомнили, так и шли, стыдливо опустив взгляды. Но вот снова скрипнула дверь, снова потянулись коридоры. Только здесь отовсюду остро пахло травами; терпкий запах, казалось, источали сами каменные стены. Троицу снова разделили. Тамира увела с собой статная девушка, одетая в такое же платье, что и Фебр, только коричневого цвета. А Лесану и Айлишу провожатый втолкнул в просторную светлую комнату, где за столом сидели и скрипели по пергаменту гусиными перьями двое мужчин. Оба они выглядели явно старше привезшего Лесану Клесха. Один оказался рыжеволосый, а у второго волосы были цвет в цвет с крыльями тех воронов, что кружили над Цитаделью.

– Как зовут? – оторвался от своего занятия темный и поднял голову.

У девушек вытянулись лица. Одной стороны лица у мужчины не было. Рыхлые борозды давно зажившей страшной раны тянулись от правой скулы до виска, будто огромная кошка провезла когтями, выдирая глаз, распахивая кожу.

– Коли налюбовалась, еще раз спрашиваю: как зовут? – указал он пальцем на дочку гончара.

– Лесана, – едва слышно пошептала та.

– Как? Громче говори. Или голос пропал?

– Лесана! – сорвалась на крик девушка.

– Из какого рода и сколько весен?

– Из Острикова рода, семнадцать весен мне.

– Черной лихорадкой болела?

– Нет.

– Девица еще?

Она вспыхнула, как костер.

– Ну, брось, Ихтор, она же деревенская, там с этим строго, блуд на деревне не спрятать.

– Блуд, Руста, где хочешь можно спрятать. Как моя бабка говорила, кого надо, того и на печке отлюбят.

– Когда краски у тебя? На убывающую луну или на растущую? – внезапно спросил рыжий.

«Хранители пресветлые, да что ж это такое? За что? О таком же только с матушкой в темном углу шепотом говорить можно! Мужчинам о женском знать не положено», – пронеслось в голове, а непослушные губы промолвили:

– На растущую.

– Болезные?

– Ничего у меня не болит, только за пару дней поясница ноет. – Лесана с ненавистью посмотрела на своего мучителя.

– Будешь о днях своих говорить креффу. Как только спину заломит и поймешь, что вот-вот краски начнутся, тут же ему скажешь, поняла меня? – В переносицу уткнулся тяжелый взгляд одноглазого.

Сил хватило только кивнуть.

– Ну, а ты кто у нас такая? – спросил Ихтор, поворачиваясь к Айлише.

– Айлиша, из Меденичей, шестнадцать весен мне. И… – Девушка судорожно вздохнула. – И у меня ни разу еще кровь не падала.

От лекарей девушки вышли растоптанные, подавленные, хотя, казалось, куда уж больше? К ним тут же бросился Тамир:

– Вы что такие?

Лесана, полыхая щеками, вымученно улыбнулась.

– Ничего.

– Хворь какую нашли? – не унимался юноша.

– Нет, Тамир, у нас все в порядке, а с рукой у тебя что? – кинув обеспокоенный взгляд на его замотанную в чистую тряпицу правую руку, спросила Айлиша.

– А, это… Так она в детстве поломана была, вот велели каждый день на припарки ходить, – как-то виновато отозвался парень.

– Как же ты тесто-то месил? – охнула будущая целительница.

– Ну, ежели не трудить, вообще бы негодящая была, – криво усмехнулся Тамир, пожалевший, что проговорился о детском недуге.

– Хватит лясы точить, пошли быстро в трапезную! – Фебр, как всегда, не дремал, и снова погнал троицу через двор, куда-то к дальней башне.

Они торопились как могли, но когда легкий ветер донес сладкие запахи еды, припустили гораздо веселее. После первых тревог и волнений есть хотелось так, что аж живот подводило.

Внутри башни новичков перво-наперво встретила просторная комната с рукомойниками.

– Рожи с цапалками умойте, и за столы пойдем, – сказал Фебр, кивая на рукомойники.

Его подопечные наскоро поплескались, а пока вытирали мокрые лица и руки полотенцами, парень нравоучительно произнес:

– Учтите, не знаю, как там у вас, а в Цитадели чистоту блюдут строго. Перед трапезой руки и морды мыть обязательно. Одежу стирать раз в несколько дней. Не дай Хранители, кто из наставников учует, что от вас воняет, или ворот грязный заметит. Сапоги тоже держать в чистоте. У девок еще подмывальня есть, потом покажу. Там же в подмывальне и холстины найдете, ну, на краски ваши.

Лесана и Айлиша снова сделались густо-бордовыми.

– Ладно, хватит уже столбами стоять. Есть идем.

Парень толкнул широкую дверь, и перед его совершенно оробевшими спутниками раскинулся просторный зал со стоящими в ряды столами. За одним из этих столов, наверное, самым длинным, сидели юноши и девушки, одетые в такую же бесцветную одежу, что и вновь прибывшие.

– Садитесь, – кивнул Фебр на свободные места, а сам ушел за соседний стол к своим товарищам в черных облачениях.

Лесана огляделась. В трапезной собралось много народу, но стол, за которым сидели новички, действительно был самым большим. Еще одна странность: все ученики цитадели, и парни, и девки, оказались облачены в одинаковые одежды и одинаковую обувку. Только цвет отличался. У новеньких платье было из небеленого грубого льна, а у тех, кто постарше, черное, как у Фебра, коричневое или темно-серое. Интересно, отчего так?

А еще она увидела, что все выучи и впрямь пострижены коротко-коротко. От этого стало чуть легче на душе, все же одно дело быть белой вороной в стае черных собратьев, а совсем другое, если тебя окружают такие же.

Дочка гончара продолжала озираться, отыскивая взглядами креффов. Не могут же выученики одни сидеть? И правда, возле самого окна стоял пустующий стол, за ним никто не сидел, но ложки, миски и хлеб ждали едоков. Сразу стало ясно – это место наставников. Так оно и оказалось.

Дверь снова открылась, и в зал вошли наставники. Их было около двадцати (девушка не успела точно разглядеть, да и побоялась, как бы не наказали за наглость, чай не коровы, по головам считать), а впереди всех шел мужчина, каких она отродясь не видывала. Высокий, широкоплечий, прямой, словно высеченный из твердого ясеня. Он казался нестарым, хотя голова была вся седая, и двигался с хищной легкостью дикого зверя. Сколько ему весен, Лесана не взялась бы судить. Может, сорок, может, пятьдесят, а может, и тридцать. У него было чистое, лишенное морщин лицо и колючие прозрачные глаза. И веяло от этого человека такой властностью, что хотелось вжать голову в плечи, а еще лучше – закопаться в стог сена и не высовывать носа.