Читать книгу - "Рецепт Мастера. Революция амазонок. В 2 книгах. Книга 1 - Лада Лузина"

Две молодые монашенки, семенящие по богомольному Городу, вряд ли могли привлечь вниманье прохожих… Даже не смотря на то, что одна из них лузгала семечки и непрерывно вертела головой — мало ли из какого далекого дикого монастыря та пришла пешком поклониться киевским святыням.

Уже сам процесс преображения помог Чуб разминуться с замаячившей на горизонте депрессией. Едва Акнир открыла свой безразмерный саквояж и извлекла оттуда два монашеских платья, Даша вспомнила молодость… Когда-то она уже обряжалась послушницей, и впереди маячили приключения. Только тогда ее напарницей по нереальным событиям была Маша Ковалева.

— Держи, — ведьма быстро повесила на шею Чуб кожаный мешок на шнурке. — Это Отсуха. Отворотное зелье. Тебе понадобится…

— Значит, я снова увижу царя? — по телу Даши пробежал тревожный озноб.

— Заодно силу Отсухи № 8 проверим.

Поначалу Изида Киевская не отметила никаких перемен. Показалось, что за дверью их встретил тот же солнечный день. И у Золотых ворот она как обычно купила сделанный из обрывка газеты кулек семечек, и Золотоворотская улица, петляя, как прежде, вывела их на Софиевскую площадь, та — на Михайловскую, где у подножия одноименного монастыря и высокой золотоголовой колокольни стоял памятник Княгине Ольге… почему-то закутанный белым полотном.

Чинить его вздумали, что ли?

— В тот день, — заговорила Акнир, едва они вышли из дома, — когда ваша Маша решила, что пошла против Бога, а отмена революции — зло, и ушла от вас, мы говорили с ней. Чего только я ей не плела!.. И справа заходила, и слева. Но я не смогла переубедить ее. Она стояла как камень, — Акнир топнула ногой.

И только тут Даша заметила, что брусчатка под ногами другая.

— В маминой тетради написано, что Маша поможет нам — будет помогать до конца. Но после того разговора я не хотела ее подключать. Я думала, она ни за что не отступится — только помешает мне уломать вас. Вы ж слушаете ее как пророка…

— Неправда, — насупилась Даша. — Может, Катя… Но только не я.

— В тот черный день, когда я сама привела вас к ней Пустынь, я решила, что это конец. Но, оказалось, мама не зря верила в Трех… Хотела Маша того или нет, именно она и уговорила вас довериться мне. Все вышло как по писанному мамой. Приняв решенье спасти Столыпина, Третья точно запустила некий процесс, который не в силах остановить.

— Столыпина? — Чуб посмотрела на белотканый памятник Ольги, открытие коего состоялось шесть лет назад. — Так его еще не открыли? Мы в 1911 году? То-то я смотрю, машин почти нет…

Вокруг еще неоткрытого памятника собралось несколько десятков людей, явно ожидавших чего-то. Внезапно толпа заволновалась — со стороны Софиевской к Михайловскому монастырю двигался кортеж.

— Подожди, подожди, — осенило Чуб. — Если ни ты, ни твоя мама не знали, что Маша — Отрок, откуда вы знали, что Маша предупредила Распутина, когда он к Отроку приезжал? — Даша помолчала, пытаясь понять, что она сказала, и добавила без особой уверенности: — Ну, ты меня поняла.

— Может, Распутин и приезжал к Отроку. Даже наверняка приезжал, — отозвалась Акнир, зачем-то считая фонарные столбы. — Только ваша Маша предупредила его не тогда…

— А когда?

— Здесь и сейчас. Она сделала это прямо у меня на глазах. А теперь и у тебя…

Протиснувшись сквозь не слишком густую толпу, юная ведьма подошла к третьему столбу, видимо служившему ей ориентиром, стала рядом с ним, поманила Дашу рукой и сделала вместе с ней ровно четыре шага влево.

— Гляди… молчи и делай то, что я говорю, — кивнула она на дорогу.

И Даша увидела в первом — уже приближающемся — экипаже царя!

Как обычно Николай II слишком мало походил на монарха, ни те короны на голове, ни властного взгляда — серый полковничий мундир, унылый взор. Но Землепотрясной он показался прекрасней прекрасного принца на белом коне — сердце заколотилось и упало в живот, в животе, как в органном зале, грянула симфония, и лишь непонятный сдерживающий, пронзительный холод, исходивший от кожаного мешка на груди, помешал немедленно кинуться на землю ниц и взвыть от восторга. Она просто замерла, ощущая, как тело сковала блаженная, страстная истома…

Прекраснейший из прекрасных, сладчайший из сладчайших царь Николай вежливо — слишком уж вежливо — кивал, принимая приветствия подданных. Сидевшая рядом с ним затянутая в корсет тонкогубая императрица-немка в большой шляпе кивнула лишь раз, — Даша повернулась налево, взглянуть, кого та удостоила честью, и узрела рядом патлатого неказистого вида мужика, набожно перекрестившего матушку-царицу… А рядом с ним — Машу!

Сердце екнуло. Время исчезло. То и впрямь была «ваша Маша». Настоящая. Прежняя. С нежным лицом. С пытливым взглядом.

Чуб показалось, что шести буйных лет не было. Они расстались минут пять назад. А спустя пять секунд поняла: так и есть! Маша Ковалева и новоявленная Изида расстались каких-то минут пять назад у Владимирского собора, стоя у которого в 1911 году они решили, что им удалось отменить революцию.

Взгляд Маши, прозрачно-счастливый, обнимал Киев, прижимал к груди горожан. Маша верила, что спасла этот мир, еще не зная, как дорого ей придется заплатить за спасенье. Не зная, что спасение окажется ложным, а расплата — реальной.

— Столыпин, Столыпин… — послышалось в толпе.

Маша встрепенулась, поднялась на цыпочки, желая увидеть человека, чью жизнь, сохраненную ею, считала залогом спасения мира. Еще не зная, что он умрет два года спустя, и она обрадуется его смерти.

Столыпин ехал в экипаже за венценосной четой. Широкоплечий, в нарядном кителе, он не смотрел на толпу зевак — премьер-министр изучал содержимое большой зеленой бархатной папки, закрыл ее, удовлетворенно кивнул, протянул сидящему рядом мужчине — наверно, секретарю…

И вдруг что-то случилось!

Даше показалось, что мир остановился — точнее, приостановился, застопорился, словно все люди вдруг разом задумались о чем-то глубоко-глубоко, взгляды их сделались мутно-невидящими, тела заторможено застыли. Все лошади одновременно замедлили шаг, отвлекшиеся непонятно на что кучеры позабыли их пришпорить, водители машинально притормозили автомобили.